4 й центральный научно исследовательский институт министерства обороны российской федерации. Четвёртый центральный научно-исследовательский институт министерства обороны российской федерации (4 цнии мо). Работа над искусственным спутником Земли

07.10.2011 года 4 ЦНИИ Минобороны РФ преобразован в федеральное бюджетное учреждение «4 Центральный научно-исследовательский институт ракетных, космических и авиационных систем Министерства обороны Российской Федерации ».

Наш институт был создан во исполнение известного Постановления Совета Министров СССР от 13 мая 1946 г. по «Вопросам реактивного вооружения», положившего начало всей ракетно-космической отрасли страны.

В первоначальной структуре Института было три сектора:

– управляемые баллистические и зенитные ракеты;

– неуправляемые реактивные снаряды;

– системы управления и электроники

и два отдела прямого подчинения: баллистики и боевого применения.

Как видно из этой структуры, перед Институтом при его создании были поставлены все мыслимые в ту пору задачи по исследованию боевой ракетной техники, в том числе и неуправляемых реактивных снарядов, продолжавших линию развития реактивных снарядов времён Великой Отечественной войны. Однако из этой же структуры видно, что основной акцент сделан на ракетном оружии нового типа: два сектора из трёх ориентированы на исследование управляемых баллистических и зенитных ракет и их систем управления.

Первым начальникомНИИ-4 был назначен генерал-лейтенант Нестеренко А.И., один из наиболее авторитетных артиллеристов-ракетчиков того времени.

В первые годы существования Института научные исследования в нём проводились по всему спектру ракет, предусмотренному штатным расписанием. И по всем заданным направлениям, в том числе и оперативно-тактическим и зенитным ракетам, были получены существенные научные результаты. Однако со временем стало ясно, что «нельзя объять необъятное», и Институт стал постепенно освобождаться от некоторых видов тематики. Результаты научных исследований по оперативно-тактическим ракетам вместе с соответствующей тематикой были переданы в НИИ-3сухопутныхвойск,зенитным – в НИИ-2 войск ПВО. И 4 НИИ МО, таким образом, превратился в Институт «монокультуры»: сосредоточил свои усилия исключительно на исследованиях стратегического ракетного оружия, и именно на этом поприще Институтом были получены результаты, во многом определившие пути развития современного ракетного вооружения.

Однако эта «монокультурность» Института оказалась весьма кратковременной. Практически с самого начала функционирования Института в нём зародилось совершенно новое направление, которое не было предусмотрено штатным расписанием и носило чисто инициативный характер. Это было космическое направление.

Инициатором этих работ стал Михаил Клавдиевич Тихонравов, один из пионеров ракетной техники в нашей стране, продолжатель идей Циолковского, соратник Сергея Павловича Королёва ещё по довоенному ГИРД и РНИИ.

Поначалу эта работа не была предусмотрена штатным расписанием, да и казалась всем весьма преждевременной, то есть она встретила сильное сопротивление со стороны руководства Института и даже коллег по работе. Но эту работу поддержал С.П. Королёв в ОКБ-1 и будущий начальник Института Андрей Илларионович Соколов, работавший в то время начальником ракетного управления Главного артиллерийского управления. И эта работа получила своё развитие в Институте и в скором времени, наряду со стратегическим ракетным вооружением, стала вторым главным направлением научных исследований в Институте.

К наиболее выдающимся научным достижениям 4 НИИ в 40–50-е годы следует отнести работы, выполненные по баллистике ракет дальнего действия, твердотопливным ракетам большой дальности, первому в мире искусственному спутнику Земли.

За успехи в космической тематике Институт в 1957 году был награждён орденом Трудового Красного Знамени, а восемь сотрудников Института были удостоены звания лауреатов Ленинской премии: П.А. Агаджанов, И.К. Бажинов, А.В. Брыков, Ю.А. Мозжорин, Г.С. Нариманов, Г.А. Тюлин, П.Е. Эльясберг, И.М. Яцунский.

В 1950-е годы 4 НИИ внёс значительный вклад и в развитие полигонного измерительного комплекса, обеспечивающего лётные испытания первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты. С 1951 года Институтом руководил генерал-полковник Чечулин Пётр Петрович.

Не менее плодотворными в деятельности Института оказались и 60-е годы. В эти годы Институт значительно вырос, оснастился лабораторной базой. Был создан вычислительный центр, расширился экспериментальный завод, увеличился штат Института. Все эти и другие изменения были следствием в первую очередь, конечно, тех больших научных достижений.

Однако в немалой степени быстрому развитию Института в этот период способствовала и активная организационная работа его тогдашнего начальника генерал-лейтенанта Соколова Андрея Илларионовича.

К наиболее выдающимся научным достижениям Института в 60-е годы следует отнести работы, выполненные:

– на автоматизированной системе боевого управления Ракетных войск,

– по динамике ракет с жидким наполнителем,

– по методологии оценки надёжности ракетных комплексов,

– по командно-измерительному комплексу (КИК), предназначенному для управления полётом и измерения обитаемых и необитаемых космических аппаратов.

Космическая тематика Института приобрела широкий размах, и в 1968 году на базе трёх управлений Института, занимавшихся преимущественно этой тематикой, был создан филиал 4 НИИ, который в дальнейшем (в 1972 году) послужил основой для создания 50 Центрального научно-исследовательского института космических средств (50 ЦНИИ КС).

К наиболее существенным результатам работ 4 НИИ в 1970-е годы, которым в этот период руководил генерал-лейтенант Волков Евгений Борисович, следует отнести:

– новые работы по баллистике,

– разработку и внедрение программно-целевого метода планирования развития стратегического вооружения,

– участие Института в создании автоматизированной системы охраны и обороны позиционных районов РВСН.

Новые работы по баллистике были продиктованы появлением разделяющихся головных частей, что очень резко усложнило задачу подготовки данных на пуски ракет.

Внедрение программно-целевого метода планирования было обусловлено необходимостью оптимизации сильно увеличившихся расходов на вооружение.

Создание автоматизированной системы охраны и обороны элементов позиционных районов было обусловлено принятием на вооружение в массовом порядке стратегических ракет с одиночным стартом.

В 1976 году за большие заслуги в развитии ракетного вооружения и в связи с 30-летием 4 НИИ награждён вторым орденом – Октябрьской революции.

В 1980-е годы работа 4 НИИ, который в эти годы возглавлял генерал-лейтенант Волков Лев Иванович, была направлена на поиск путей дальнейшего совершенствования стратегического паритета, достигнутого в 1970-е годы. Этот поиск проходил в сложных условиях противоборства с США, которые несмотря на подписание в июне 1972 года Договора об ограничении стратегических вооружений ОСВ-2, продолжали наращивать отдельные компоненты стратегических сил, интенсивно работали над созданием высокоточного ядерного и обычного оружия.

Повышение точности попадания ракет вероятного противника могло сделать более уязвимыми наши шахтные пусковые установки и привести, таким образом, к снижению боевой эффективности группировки РВСН.

Дальнейшее повышение уровня защищённости шахтных установок (ШПУ) не гарантировало успеха и, к тому же, было сопряжено с большими экономическими затратами. Более приемлемым оказалось другое решение: введение в состав группировки РВСН подвижных ракетных комплексов. Именно это решение, обоснованное Институтом, и было принято в нелёгком споре со сторонниками первого варианта (повышение живучести ШПУ). Всестороннее обоснование необходимости введения в группировку РВСН для повышения её эффективности подвижных грунтовых и железнодорожных ракетных комплексов явилось одним из наиболее существенных научных результатов 4 НИИ в 1980-е годы.

Другим весьма важным и ответственным направлением работ 4 НИИ в эти годы стал поиск адекватного ответа на так называемую «стратегическую оборонную инициативу», о которой было объявлено президентом США Р. Рейганом в марте 1983 года.

4НИИтрадиционноявлялся лидером в разработке способов и средств преодоления ПРО. И в данном случае он возглавил работы по противодействию СОИ. В Институте были проведены комплексные исследования по определению технического облика объявленной системы ПРО и разработаны предложения по повышению эффективности средств противодействия этой космической системе.

Хотя США отказались от разработки глобальной системы ПРО по программе СОИ, однако эти разработки по созданию новых систем ПРО под другими названиями («ограниченной», «на театре военных действий» и др.) продолжались и в дальнейшем. Не прекращены они и сейчас. И пока идут эти работы, не прекращается и поиск путей их нейтрализации.

Это направление исследований продолжает оставаться актуальным для Института и по сей день. Особенно в связи с попытками США распространить свои системы ПРО в Европе, вблизи наших границ.

В 1990-е годы в стратегическом противостоянии США и России продолжали иметь место те же две противоречивые тенденции, что и в 1980-е годы. С одной стороны, наблюдалось снижение конфронтации между двумя ядерными сверхдержавами. Осуществлялась реализация Договора между СССР и США, о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, подписанного в Вашингтоне 8 декабря 1987 года. В Москве были подписаны Договоры об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений: 31 июля 1991 года – СНВ-1, 3 января 1993 года – СНВ-2. С другой стороны, в США продолжались интенсивные работы по дальнейшему совершенствованию стратегических наступательных вооружений, как с ядерным, так и с обычным оснащением. Продолжался оставаться высоким и уровень финансирования этих работ в США.

И всё это происходило на фоне серьёзных изменений, связанных с распадом СССР и образованием аморфного «содружества независимых государств», а также на фоне больших экономических трудностей, переживаемых в то время нашей страной. Возглавлял Институт в этот непростой период генерал-майор Дворкин Владимир Зиновьевич.

Серьёзные экономические трудности испытывал и наш Институт. И, тем не менее, несмотря на все эти трудности, научно-исследовательская работа продолжалась, и коллектив Института добивался существенных научных результатов.

В 1989 году Институту было присвоено наименование 4-го Центрального научно-исследовательского института Министерства обороны.

В конце 1997 года в жизни 4 ЦНИИ произошли серьёзные организационные изменения. В состав 4 ЦНИИ были интегрированы подразделения 50 ЦНИИ КС (головного по космической тематике) и 45 ЦНИИ (входившего ранее в состав войск ПРО).

50 ЦНИИ и 45 ЦНИИ, вошедшие в состав 4 ЦНИИ Минобороны, сыграли выдающуюся роль в развитии соответствующих отраслей военной науки и техники.

50 ЦНИИ КС, вышедший в своё время из недр 4 ЦНИИ и оформившийся в качестве самостоятельной научно-исследовательской организации в 1972 году, за время своего существования принял активное участие в решении многих научных проблем, имевших принципиальное значение для становления военного космоса, формирования системы космического вооружения. Институт внёс весомый вклад в определение перспектив развития ракетно-космических комплексов и наземных средств, их научное сопровождение на всех этапах жизненного цикла, в разработку методологии оценки технического состояния и определение путей повышения эксплуатационных характеристик космического вооружения.

При непосредственном и активном участии 50 ЦНИИ КС были разработаны и введены в строй системы фото- и радиоразведки, связи и навигации, позволяющие обеспечить боевое управление, глобальную связь, навигацию морских судов и фотонаблюдение театра военных действий. При его участии были разработаны и приняты на вооружение космические системы и комплексы, позволяющие осуществлять мониторинг всей поверхности Земли и околоземного пространства, создано глобальное и высокоточное навигационное поле для наземных и космических потребностей.

50 ЦНИИ КС внёс решающий научный вклад в обоснование облика командно-измерительного комплекса, предназначенного для управления орбитальной группировкой космических аппаратов, разработал предложения по созданию многофункционального наземного комплекса управления орбитальной группировкой космических аппаратов на базе КИК, а также Концепцию Единого Государственного автоматизированного комплекса управления объектами ракетно-космической техники военного и народно-хозяйственного назначения.

45 ЦНИИ за время своего существования (с 1960 года) принял непосредственное участие во всех процессах, связанных с созданием и функционированием системы противоракетной обороны в нашей стране. Институт внёс большой вклад в научное обоснование построения ракетно-космической обороны, представляющей собой группировку развёрнутых на территории России, стран ближнего зарубежья и в космическом пространстве систем и средств, обеспечивающих предупреждение о ракетном нападении, контроль космического пространства и противоракетную оборону города Москвы.

Институтом обоснованы основные направления создания глобальных информационных систем ракетно-космической обороны, разработана методология военно-научного сопровождения информационных систем непрерывного функционирования на всех этапах их жизненного цикла, разработана и реализована методология испытаний сложнейших систем, уникальных радиолокационных и оптико-электронных комплексов, обеспечивающих контроль базирования стратегических ядерных сил противника и околоземного космического пространства. При активном научном сопровождении и участии 45 ЦНИИ были созданы единственная в мире боедежурящая система ПРО и система контроля ракетоопасных районов Северного полушария.

Объединение трёх институтов под эгидой 4 ЦНИИ сделало последний не только преемником научных направлений и школ, сформировавшихся в этих институтах за несколько десятилетий, но и наследником сложных проблем и задач, над решением которых трудились научные коллективы.

Исследованиями объединённого 4 ЦНИИ, которым руководил с 2001 года полковник Шевырёв Александр Владимирович, были охвачены практически все вопросы, связанные с развитием стратегического ракетно-космического вооружения в нашей стране, в том числе и определение перспективной группировки СЯС в целом.

Столь широкий охват и концепция научного потенциала в рамках одной организации позволили существенно повысить комплексность рассмотрения всех вопросов, связанных с развитием стратегического ракетно-космического вооружения, сократить параллелизм в работе, обеспечить более глубокую проработку исследуемых проблем.

В качестве главного результата объединённого Института следует отметить разработку Концепции развития стратегических ядерных сил, космических систем и средств ракетно-космической обороны, обеспечивающих поддержание стратегического равновесия в условиях договорных и финансовых ограничений.

Институт внёс существенный вклад в обоснование перспектив развития группировки РВСН, орбитальной группировки, средств выведения космических аппаратов и наземного автоматизированного комплекса управления космическими аппаратами.

Институтом была проведена большая работа по повышению устойчивости систем боевого управления РВСН и СЯС в целом.

Важным результатом научной деятельности объединённого Института явилось его участие в разработке Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов от 1 июня 2003 г. и предложений по правовому обеспечению космической деятельности.

В 2004 году Институт возглавил генерал-майор Василенко Владимир Васильевич, при котором Институт выполнил большой объём работ, связанных с научно-техническим сопровождением создания комплексов и средств стратегического ракетного вооружения, а также систем и комплексов Космических войск.

Одним из приоритетных направлений деятельности Института явилось активное участие в совершенствовании главного на текущий момент стратегического ракетного комплекса наземного базирования «Тополь-М» и его модификаций.

Институт принял активное участие в решении многих других важных задач, связанных с обеспечением совершенствования и развития стратегического ракетно-космического вооружения, в частности, в решении таких весьма актуальных в нынешних экономических условиях задач, как модернизация систем и средств, продление сроков службы развёрнутых систем, обеспечение эксплуатации, решение экологических проблем и др.

В целом работа объединённого 4 ЦНИИ и сам опыт объединения нескольких научно-исследовательских организаций в одну может быть оценен положительно. Но эта реорганизация оказалась для нашего Института не последней.

В связи с переходом Вооружённых Сил Российской Федерации к новому облику, глубоким преобразованиям подверглась система организации и проведения научных исследований. В процессе реформирования Научно-исследовательские организации Министерства обороны были укрупнены и подверглись численному сокращению при сохранении возлагаемых на эти организации задач. Такой участи не избежал и 4 ЦНИИ, начальником которого в это время стал полковник Таразевич Сергей Евгеньевич.

Во исполнение приказа Министра обороны Российской Федерации от 24 мая 2010 г. № 551 «О реорганизации федеральных государственных учреждений, подведомственных Министерству обороны Российской Федерации» с 1 декабря 2010 г. проведена реорганизация ФГУ «4 ЦНИИ Минобороны России». Теперь Институт предназначен для проведения научных исследований актуальных проблем военной теории и практики строительства, развития, подготовки и боевого применения стратегических ядерных сил (СЯС) и сил воздушно-космической обороны (ВКО) как функциональных компонентов Стратегических сил сдерживания, авиации Сил общего назначения Российской Федерации, а также объединённой системы противовоздушной обороны государств – участников Содружества независимых государств.

Огромны заслуги Института в прошлом, но и не менее важны в настоящем времени. За последние годы Институтом и при непосредственном его участии получены следующие результаты.

В интересах РВСН:

создание и развёртывание современных РК подвижного грунтового и стационарного шахтного базирования;

работы по созданию перспективного боевого оснащения;

работы по поддержанию боевой готовности и развитию системы боевого управления РВСН.

В интересах ВМФ:

сопровождение работ по созданию баллистических ракет подводных лодок для оснащения ими перспективных подводных ракетоносцев.

В интересах Космических войск:

создание и совершенствование космических систем и комплексов различного назначения;

средств НАКУ космическими аппаратами, разгонными блоками и ракетами-носителями;

средств развёртывания и восполнения орбитальных группировок;

автоматизированных информационных систем управления.

Научный потенциал Института позволяет выполнять эти работы. Более 50% научных сотрудников являются дипломированными учёными, имеющими учёное звание «профессор», «доцент», «старший научный сотрудник».

Для выполнения научных исследований Институт обладает лабораторно-экспериментальной базой, включающей более 20 объектов.

Уникальными объектами ЛЭБ являются установки проведения физических экспериментов. Среди них можно выделить объекты, широко используемые в военных исследованиях:

– баллистический центр 4 ЦНИИ;

– стендовый полигон информационного противоборства РВСН и Космических войск;

– экологическую лабораторно-экспериментальную базу.

В настоящее время Институт является головной научно-исследовательской организацией Министерства обороны Российской Федерации в области исследования проблем:

– создания, применения, эксплуатации и утилизации стратегических ракетных, космических и авиационных систем и комплексов вооружения, систем и комплексов ракетно-космической и противовоздушной обороны;

– военно-космической деятельности;

– воздушно-космической обороны;

– технического обеспечения, построения и развития объединённой системы противовоздушной обороны государств-участников Содружества независимых государств;

– разработки системы исходных данных по силам и средствам воздушно-космического нападения и противоракетной обороны иностранных государств;

– инженерно-авиационного обеспечения боевых действий и боевой подготовки подразделений и частей авиации Вооружённых Сил Российской Федерации и разработки соответствующих нормативных документов;

– безопасности полётов воздушных судов государственной авиации Российской Федерации, авиации Вооружённых Сил государств-участников Содружества независимых государств;

– сертификации лётной годности воздушных судов военного назначения и единичных образцов малой авиации.

Задачи перед нашим Институтом поставлены сложные и ответственные. Коллектив 4 ЦНИИ, естественно, гордится своим прошлым, но при этом, понимая свою роль и ответственность за развитие стратегических ударных и космических вооружений, авиационных систем и средств ПВО продолжает активно трудиться над решением новых задач строительства Военно-Воздушных Сил, Ракетных войск стратегического назначения, Космических войск и Стратегических ядерных сил, а теперь и войск Воздушно-космической обороны.

В связи с 65-летием 4ЦНИИ хотел бы пожелать ветеранам Института, сотрудникам и всем, кто взаимодействует с Институтом, доброго здоровья, благополучия, успехов в труде и службе, радости и счастья в жизни.

Начальник 4 ЦНИИ Минобороны России
полковник А. МИЛЬКОВСКИЙ

Вступление


Мифы всегда играли большую роль в истории всех народов, а в наше время их влияние на общественную жизнь и даже на глобальную политику не уменьшается. Уменьшается только их содержание. Одним из глобальных мифов 20-го века был миф о советской военной мощи. Для кремлевских правителей почти полвека он был действенным средством политики запугивания США и Западной Европы. Миф почти имер, но теперь он реанимируется. Есть подозрение, что это крупный блеф, потому что военно-научный потенциал России, который представлял в числе прочих также и НИИ-4, испарился. Однако и во времена своего рацвета институт едва-едва успевал адоптировать новые идеи в условиях Советского Сююза.

Об этом и идет речь ниже. Экстраполируя прошлое, мы можем точнее предствить себе истинное состояние современных ВС РФ.

Вопреки очевидным фактам и даже пониманию мифической сути представлений о вооруженных силах СССР людьми причастными к ним, такая политика была достаточно эффективной, пока эта уродливая империя не развалилась под давлением внутренних противоречий. Основы мифа были заложены в победе над Германией во Второй мировой войне, когда эйфория победы затуманила много разных факторов, которые к ней привели. Но уже во время войны было заметно превосходство союзников над СССР в средствах связи, выявлении боевой техники противника и управления войсками. Стоит хотя бы назвать применение американцами электронных радиолокационных станций и даже первых компьютеров.

С компьютерами вообще вышла анекдотическая история. Поскольку вычислительная техника является составной частью кибернетики, которую марксистско-ленинские философы окрестили "реакционной лженаукой", разработка вычислительных машин в Советском Союзе не велась почти десять лет после того, как американцы для военный целей разработали свой первый компьютер на электронных лампах. (Справедливости ради надо отметить, что первым это сделал немец Цузе еще до войны, но его машина работала на электромеханических реле). Отставание в компьютерной технике советские ученые так и не смогли преодолеть за все время существования СССР, оно с годами даже увеличивалось, хотя требования догнать американцев перед учеными ставились. И это отставание было бы еще большим, если бы в Киеве энтузиасты собственными силами не собрали первый в континентальной Европе компьютер. Спудом, в подвале заброшенного монастыря в Феофании, под Киевом, они тайно, из собственного любопытства собирали эту машину на электронных лампах, иногда даже покупая радиодетали на толкучке. Когда уже наконец до партийных вождей дошло, что кибернетика не является еще одним средством эксплуатации трудящихся, а очень полезная вещь, кто-то из них грозно спросил у советских ученых: "Почему мы отстаём от американцев? Кто виноват?" Очевидно, киевским изобретателям тайну сохранить не удалось, поэтому тот вождь услышал такой ответ: "Никак нет, в Киеве наши специалисты уже создали подобную машину". Такой ответ, наверное, спас кого-то от крупных неприятностей, но за ложь можно было поплатиться и жизнью. Поэтому в Киев был направлен приказ – машина должна быть готова до конца года и не позже, а шел 1950 год. Конечно, сразу нашлось финансирование, но конструкторы не на шутку испугались, потому что делали не вычислительную машину, а всего лишь ее модель. Однако, на удивление, модель работала хорошо и кое-какие простенькие задачи могла выполнять, поэтому получила название "Малая электронная счетная машина " (МЭСМ). После этого руководитель проекта С. А. Лебедев с группой ведущих специалистов был переведен в Москву, где он на долгие годы стал главным конструктором советских вычислительных машин. Я знаю малоизвестные детали создания первого компьютера в Киеве, так как в 1959 году с группой студентов разбирал МЭСМ для перевозки ее в КПИ для лабораторных работ и поэтому собственными ушами слышал рассказы людей, создававших эту машину. При случае можно заметить, что примерно в то же время концепцию искусственного спутника Земли тоже почти подпольно разрабатывала группа ученых из НИИ-4, в котором мне пришлось служить, о чем будет идти речь ниже, а об истории со спутником писал журнал "Вокруг света" в статье Cпутник: от вредной идеи к национальному символу .


Начало службы в армии


После окончания КПИ я, как и несколько сотен других выпускников советских вузов, был призван в армию на службу в ракетные войска, так как в армии в то время учебных заведений необходимого профиля еще не было. В этих войсках мне суждено было прослужить 25 лет и я мог знать истинное положение этого вида Вооруженных Сил СССР гораздо лучше, чем члены Политбюро ЦК КПСС. Конечно, как и все ракетчики, я должен был в те времена держать язык за зубами, но иногда в кругу хороших знакомых или родственников на вопрос о качестве советского вооружения отвечал приблизительно так: "Японский магнитофон видели? Сравните его с нашим и можете представить себе разницу в качестве электроники, которая является основой современной военной техники". Конечно, моим словам о несовершенстве советского оружия мне не верили, поскольку в представлении людей бытовая электроника могла быть неважной, а вот военная – только отличной. А я даже от собственного начальства не раз слышал: "На телеге в космос едем!" Дело в том, что я служил, как уже сказал, в Научно-исследовательском институте № 4 (НИИ-4) Министерства Обороны в подмосковном поселке Болшево. Институт держал под контролем разработку, производство и внедрение в войсках ракетно-космической техники, обслуживал запуски спутников и космических кораблей. В институте работало около трех тысяч военных инженеров и научных сотрудников и столько же гражданских. Достаточно сказать, что среди них было больше сотни докторов наук и несколько сотен кандидатов. Как и во всякой воинской части у нас была так называемая "командирская подготовка". Поскольку мы были научно-исследовательским институтом, то и эта подготовка имела несколько иной характер, чем в войсках. Кроме демонстраций интересных фильмов о вооруженных силах США, сделанных на студии Главного разведывательного управления Генерального штаба (ГРУ ГШ), нам также организовывали циклы лекций по философии, физике, иногда даже по биологии, которые читали в основном профессора Московского университета. Хорошо помню, как на лекции по генетике наши ученые придирчиво спрашивали лектора, тогда еще молодого доктора Максима Франк-Каменецкого, о механизме деления клетки, на что он ответил: "Мы ставили этот вопрос перед нашими физиками и биохимиками, но ничего убедительного от них не добились. На Западе ученым легче – когда они доходят до неразрешимых вопросов, то сами себе отвечают, что это все от Бога, а нам, атеистам, такого права не дано". Наверное, он сам взялся за решение этого вопроса, потому что теперь является известным биофизиком и работает в Бостонском университете. Итак, лекторы вели себя на лекциях временами достаточно свободно и мы слышали много такого, что нельзя было прочитать в книгах. Все это, конечно, влияло на формирование мировоззрения молодых военных ученых. Правда, по-разному. Следует сказать, что была большая разница между украинским и русскими, главным рязанцам и пензякамы, которых среди наших коллег было больше всего. Хрущевская оттепель чувствовалась даже в армии и мы, киевляне, увлекалась слушаниями радиопередач разных "голосов", больше слушали радио "Свобода" и "Голос Америки". При случае эти передачи обсуждались между нами достаточно открыто, тем более, что и наши начальники не скрывали того, что слушают радио "Би-Би-Си", которое вообще не глушилось из-за осторожности его передач. Так вот, к обсуждениям передач "голосов" где-то в курилках русские ребята относились довольно прохладно и никогда не принимали в них участие, разве что только слушали. Я нередко выписывал польские газеты и журналы, а во время "Пражской весны" покупал чешские газеты. Те русские, которые знали об этом, относились ко мне с подозрением, чуть ли не как к шпиону. А когда произошло вторжение в Чехословакию, то все они восприняли это событие с большим энтузиазмом, но не мы. Однако никто ни на кого не доносил в особый отдел. Лишь один раз у же в конце службы меня кто-то "заложил", но я подозреваю, что не из идейных соображений, а из чувства личной мести. Времена были уже другие и я отделался легким испугом. Как бы там ни было, думаю, что мой начальник Виктор Фролович Оборин узнал о моем "вольнодумстве", но реакция была совершенно неожиданной – он назначил меня своим заместителем по политзанятиям и порой давал задание поехать в библиотеку КПСС и подготовить к семинару "интересный" материал. Я намеки понимал и готовил не совсем то, что стояло в теме семинара. Если в теме стояло, например, "загнивание капитализма", то я в своем выступлении развивал идею, что тот "ленинский" капитализм уже давно "сгнил", а теперь он "ожил" в новой ипостаси и демонстрирует определенные достижения. Особенно горячо дискутировался вопрос о том, выгодна ли американцам новая война. Большинство до хрипоты отстаивало мнение, сформированное официальной пропагандой, что капиталисты только наживаются на войнах и им безраличны страдания простого народа. Я в то время уже изучал экономиескую историю зарубежных стран и пытался переубедить товарищей, говоря, что войны вредят международной торговле и поэтому большинству капиталистов не выгодны. После подобных высказываний обсуждение шло очень живо, семинары затягивались, а в конце начальник обычно говорил: "Мы несколько уклонились от темы, но все приняли в семинаре активное участие, поэтому ставлю всем "отлично". Оборин был москвич, а москвичи заметно отличались от выходцнв из "глубинки" широтой кругозора.


Кое-что о НИИ-4


Институт занимал площадь в несколько десятков гектаров, на которой были размещены двадцать различных зданий, преимущественно пятиэтажных корпусов. Позже я был знаком с несколькими московскими историками и лингвистами, которых иногда посещал на их рабочих местах. Я был очень поражен разницей в размерах нашего института и тех институтов, в которых работали они, хотя по статусу они были всесоюзными. Скажем, Институт славяноведения и балканистики занимал лишь один этаж большого здания на улице Горького. Площадь была настолько мала, что сотрудники в основном работали дома или в библиотеках и приходили на работу один раз в неделю, в так называемый "присутственный день". Невооруженным глазом было видно, что военные институты процветают только за счет недофинансирования тех областей науки, которые не имеют отношения к армии.

Наиболее известными учеными в нашем институте были профессор М.К. Тихонравов , один из пионеров ракетной техники, первый высказавший мысль о перспективах создании и использования искусственных спутников Земли, и профессор П.Е. Эльясберг , один из создателей научного направления "космическая баллистика", автор книг по теории полета спутников. Оба до сих пор остаются известными лишь в кругу специалистов. В составе института было 10 управлений, вычислительный центр и экспериментальный завод. Кстати, оборудование этого завода после войны было буквально до винтика вывезено из одного из тех заводов, где работал известный конструктор немецких ракет Фау-2 Вернер фон Браун. На нашем заводе помимо прочего иногда ремонтировались ракеты, в которых часто случались разные неполадки. Ракеты привозили поездом по ночам, чтобы это не очень бросалось в глаза местному населению. Правда, население и без того очень хорошо знало, чем занимается воинская часть, которая для отвода глаз имела номер 25840. Само название "НИИ-4 МО" считалась секретным, но в Подмосковье, даже далеко от Болшево знали о нашем институте. Я некоторое время играл в футбол за команду института и помню, как на одной встрече с командой какого-то глухого зверосовхоза после объяснения капитану соперников, наша команда стала называться "Малое Болшево", тот все-таки, приветствуя нас перед матчем, гаркнул по привычке: "Команде НИИ-4 физкульт-привет!". А в распространенном в тех местах варианте блатной песне герои-уголовники "сдали властям НКВД" предполагаемого иностранного шпиона, которой предагал им щедрую награду за "НИИ-4 план".


Назначение ВЦ НИИ-4 и его строительство


С первого дня службы меня направили на работу в Вычислительный Центр (ВЦ), а остальных моих коллег в научные отделы. Из-за большого секретности я мало знал об их работе, но представление было. У нас три раза в неделю утром была физкультура. Большинство офицеров в это время в основном играли в футбол, а на работе до обеда обсуждали перипетии каждой встречи, так сказать, делали анализ. При этом в дебатах принимало участие и начальство. Каждый офицер имел квартальный план научной работы, но он у многих был не очень напряженным. Квартальный отчет можно было написать и за неделю, а к тому можно было работать по собственному плану. Я знал офицеров, котрые месяцами разрабатывали на основании знания теории вероятности программы ведения игры в спортлото на выигрыш. Правда безуспешно. Высшее руководство НИИ подозревало, что некоторые из офицеров можут работать спустя рукава и поэтому проверка квартальных отчетов велась очень тщательно. Пока институт еще был небольшой, проверкой отчетов занимался один человек, полковник Лапочонок. Соколов его вытащил из Капияра (Капустин яр), где он был редактором многотиражки, а в институте он первоначально занималя литературным редактированим отчетов. Не знаю, сколько классов он окончил, но научные знания хватал буквально на лету и мог ставить исполнителям вопрос в какой-то степени приближенный к исследуемой теме. Например, он довольно быстро научился различать на электронной схеме диоды, триоды, тетроды и пентоды и мог спросить строгим тоном, тыча пальцем в схему Этот пентод входной или выходной? Задержка с ответом могла быть оценена как незнание предмета, поэтому надо было отвечать очень быстро и четко, по-военному. Если пентод был ни входной, ни выходной, то давать какие-то объяснения были лишним. Надо было отвечать: Никак нет. Проходной. Тогда Лапочонок с показным пониманием кивал головой и давал отчету хорошую оценку. Словом, наш институт был настоящей "кормушкой" для офицеров. По крайней мере так его оценивали те, кому удавалось перевестись к нам из войск. Но, тем не менее, у многих молодых офицеров был талант к научной деятельности и нередко именно они проявляли инициативу в научных исследованиях. Благодаря им наши программисты довольно быстро начали работать не в машинных кодах а на языках программирования – "Алгол", "Фортран" и др. Так же благодаря расчетам вероятности попадания ракет в цель, сделанным одним лейтенантом, фамилию которого я забыл, возникла необходимость организации в институте нового управления, которое специализировалось на моделировании полета ракет. При этом технология моделирования изучалась на импортных компьютерных играх, которыми увлекались некоторые офицеры. Один из них, а именно Валерий Блажнов, хорошо усвоив эту технологию, серьезно занялся применением ее для моделирования ответно-встречного удара по ракетам вероятного противника. Демонстрация на екране модели таких действий РВСН комиссиям, проверявших работу института, была одним из оснований для высокой оценки его работы. В дальнейшем, уже после выхода з запас, Блажнов продолжительное время работал ведущим программистом в фирме Eagle Dynamics . Уже один этот факт говорит об уровне программистов института. Однако, по моим сведениям, Блажнов свой опыт моделирования боевых действий в России никому не передавал.

Пока Вычислительный центр обустраивался, я "считался оперативным дежурным НКВЧ". Выезжая в гражданской одежде в Москву чуть не каждый день, я всегда имел при себе удостоверение офицера с указанной должностью на случай, если бы мне нужно было обеспечить неприкосновенность своей персоны, ведь НКВЧ звучало чуть ли не как НКВД. На самом деле это была научно-координационная вычислительная часть, в задачи которой входила обрабатка данных телеметрии, которые поступали из семи наземных измерительных пунктов (НИПов). Измерительные пункты были оборудованы оптической и радиолокационной техникой, которая позволяла определять координаты искусственных космических объектов, т.е. ракет, спутников и т.п. С самого начала на территории Советского Союза от Евпатории до Камчатки их было восемь, но через год один затопило во время большого наводнения на Енисее. Со временем НИПов стало двенадцать, а может и больше. Развитием, организацией и руководством НИПов занимался НИИ-4 и на этом деле позже сделали себе хорошую карьеру заместители начальника института Г. А. Тюлин и Ю. А. Мозжорин, которые оставаясь генералами, работали на высоких должностях в Министерстве оборонной промышленности. Данные телеметрии сначала обрабатывались с помощью больших логарифмических линеек многочисленной группой вычислителей и это продолжалось так долго, что результаты расчетов не давали большой пользы и первые полеты советских спутников были абсолютно неуправляемым. Ясно было, что такую работу надо делать на компьютерах, которые тогда называли электронными вычислительными машинами.

Таким образом, главной задачей ВЦ должна была стать обработка телеметрической информации с тем, чтобы можно было заранее рассчитывать траекторию космического объекта с целью ее корреляции в случае необходимости или определение пункта приземления. Конечно, в ВЦ должны были вычисляться и другие научные и инженерные программы, также связанные с ракетной техникой. Изначально планировалось, что в ВЦ будут работать ЭВМ "Урал" и "Стрела". Машины были ламповые и выделяли массу тепла, поэтому должны были охлаждаться холодным воздухом через специальные воздуховоды от холодильного оборудования. Руководил этим оборудованием Иван Петрович Дубодил, некоторое время после войны курировал одну из лабораторий немецкого института, разрабатывавшего ракетную технику. Как земляк, он рассказывал мне много интересного об организации исследовательских работ в Германии, которая меня немало впечатляла.

Во время строительства моя работа заключалась в том, чтобы следить за ходом строительных работ и прокладкой этих самых воздуховодов. Институт в то время существенно расширялся, а строительные работы вели несколько стройбатов, в которых служили преимущественно малограмотные солдаты из Средней Азии. Вот эти солдаты и пробивали большие отверстия в капитальных стенах для прокладки коробов воздуховодов, Однако они нередко ошибались и пробивали дыры не там где надо, потому приходилось пробивать заново, а старые так и оставались незаделанными. Потом оказалось, что пока строили здание ВЦ, появились новые, более современные ЭВМ, а схема воздухопроводов у них была иная. Снова началась та же история с пробитием дыр. В результате даже неспециалисту становилось ясно, что стены здания очень ослабли в подвальной части и имеется риск того, что оно со временем может рухнуть. Но риск в армии всегда есть, поэтому все остались так, как было. Здание ВЦ действительно развалилось, но это произошло уже после того, как я закончил службу. Так же, как этот ВЦ, развалилась и вся советская вычислительная техника, наконец не выдержавшая конкуренции с американской.


Пути развития советской вычислительной техники


Пока я со своими коллегами был надзирателем за стройбатовцами, на третьем этаже нашего ВЦ проходили курсы программирования выпускники высших военно-морских училищ. Очевидно, Никита Сергеевич Хрущев решил, что при наличии межконтинентальных ракет морской флот уже потерял перспективы, но, возможно, на его наращивание и модернизацию в Советском Союзе не хватало средств. Так или иначе, в 1959 году весь выпуск указанных училищ был переведен в ракетные войска и из морских офицеров стали делать программистов. Они должны были научиться писать программы решения математических задач по предоставленным алгоритмами, которые подготавливались другими сотрудниками института. Программы писались в «машинных кодах», т.е. в восьмиричной системе счисления. Затем она на специальных устройствах переводилась в двоичный код и пробивались на перфокартах, где пробитые пуансоном отверстия на специальных позициях означали «единичку», а «нулями» были непробитые места.

На протяжении 25-пяти лет я был свидетелем развития не только советской вычислительной техники, но и системы программирования и хорошо понял причины отставания того и другого от американских. В основе этого отставания была экономическая подоплека. Написание программы требовало не только специальных знаний, но и большой внимательности и педантичности. Подготовить программиста можно было за полгода, но чтобы стать высококлассным специалистом, нужно было набираться опыта несколько лет. Когда в Америке количество машин, находивших широкое применение во многих областях науки, техники, народного хозяйства, стало увеличиваться, возникла проблема нехватки программистов. Для решения этой проблемы были изобретены специальные языки программирования, легко изучив которые, каждый ученый мог сам легко написать программу для собственного алгоритма. Фактически звено между ученым и машиной, которым были программисты, становилось лишним, особенно если учесть, что языков программирования было создано много в соответствии со специфическими задачами, которые предстояло решать. В Советском Союзе такая проблема не стояла остро, потому машин было мало, а потребность в новых программистах для вооруженных сил можно было решать новым набором выпускников из училищ. Не знаю, как в других ВЦ, но в нашем вводить языки программирования начали не «сверху», как должны быть, а «снизу». Среди наших программистов были такие, которые интересовались новинками в своей специальности и они, бывая в командировках в гражданских институтах, узнали, что у них каким-то образом появился американский язык «Алгол». Некоторые энтузиасты усвоили его, увидели его преимущества и начали предлагать начальству идею его использования в широких масштабах. Соответствующей техники в Советском Союзе не выпускалось, поэтому пришлось использовать телеграфные аппараты, которые еще надо было модернизировать, собственно добавить на клавиатуре еще несколько специальных знаков. Это делали наши техники в мастерской, которая была в ВЦ. Советские аппараты почему-то переоборудовать не удалось, поэтому скоро для этой цели были закуплены телетайпы, изготовленные в Германской демократической республике.

В нашем ВЦ введение языков программирования встретило стихийное сопротивление программистов. Почувствовав, что их специальность становится ненужной, «моряки» доказывали различные преимущества программирования в машинных кодах, а некоторые из них до конца службы так и не освоили ни одного из алгоритмических языков. ЭВМ стоили очень дорого, машинное время, т.е. время работы на ней программиста, очень ценилось. Но программисты использовали это время нерационально, особенно во время отладки программ, когда они за пультом буквально «ковырялись в носу». Они могли бросить машину и побежать перебить перфокарту, чтобы устранить на ней ошибку в программе. При этом процессор (он тогда назывался арифметическое устройство) машины, его самая дорогая часть, простаивал, но он и без того простаивал в процессе ввода или вывода данных. Чтобы более интенсивно использовать процессор в Америке конструировались мультипрограммные машины со специальными операционными системами, которые позволяли одновременно работать на одной ЭВМ нескольким программам. Все эти идеи с опозданием использовались в СССР.


Немного о Ракетных войсках стратегического назначения СССР и освоении космоса


Однако советские ракеты были все-таки неплохие, если учитывать их двигатели, особенно те, которые производились в Днепропетровске на заводе, которым руководил Янгель. Ракеты (они ради секретности назывались только "изделия") заводов Королева и Челомея в войсках не воспринимались серьезно. Ракетчики тогда говорили: "Челомей работает на показ (на унитаз), Королев – на ТАСС, а Янгель – на нас". Однако электронная начинка у всех ракет была плохая. Нередко их полеты во время испытаний были неуправляемыми, временами ракета падала неизвестно куда, а иногда испытания заканчивались трагически. Большая трагедия произошла на полигоне Тюра-Там в 1960 году, во время которой погибло много людей и в том числе главнокомандующий ракетными войсками М.И. Неделин. Тогда газеты сообщили, что он погиб в авиакатастрофе. С тех пор я много раз имел возможность быть свидетелем бесстыдной лжи советской прессы. Не только об испытаниях боевых ракет, но и о планируемых запусках спутников Земли и космических кораблей никогда заранее не сообщалось. Исключения бывали только тогда, когда ракетами стреляли куда-то в Тихий океан. Чтобы случайно не попасть в иностранный корабль, военное командование просило ТАСС сообщить о стрельбе заблаговременно.

После того, как наш ВЦ был, наконец, построен и оборудован ЭВМ, я работал на машине М-50 начальником смены. Схема машины имела гриф "Совершенно секретно", хотя воплощенная идея повышения быстродействия машины, которую конструкторы хотели сохранить в тайне, была для любого инженера очевидной. В Америке она применялась всеми производителями ЭВМ более удачно, чем на нашей "секретной" М-50. Речь шла о том, чтобы процессор машины не простаивал при обмене информацией с накопителями. Но для этого в машине должна была быть стандартная программа, которая бы следила за тем, чтобы, когда процессор освобождался для одной части программы, и, пока шел обмен информацией, мог некоторое время работать для другой. В Америке такие программы, так называемые супервизоры, были разработаны и использовалась всеми программистами, которые разрабатывали свои специальные программы. В нашем ВЦ, как и повсюду в СССР, к такой идее не пришли, хотя отдел стандартных программ у нас был. Для уменьшения времени работы программы каждый программист должен для каждой своей программы добавлять специальный блок, который должен следить за ходом ее выполнения. Эту дополнительную работу никто не хотел делать, тем более, что определить время продолжения обмена информацией было сложно, а машина не давала сигналов об окончании процесса обмена. Поговаривали, что гриф секретности конструкторы применили для того, чтобы получить Государственную премию за "кота в мешке". Но реально это был неудачный проект Лебедева и в его биографиях этот "ляпсус" не упоминается, хотя позже он же был удостоен Государственной премии за машину БЭСМ-6. Последняя, правда, была удачной конструкцией, но ни ее программное обеспечение, ни "железо" не были рассчитаны на возможность можернизирования, поэтому это был последний успех советской вычислительной техники. Насколько я помню, в нашем ВЦ одна БЭСМ-6 работала лет семнадцать, вплоть до того времени, когда на Западе уже появились персональные компьютеры. Для сравнения отмечу, что она вместе с накопителями занимала площадь 110 кв. метров.

В начале 60-х годов неплохими были также машины М-20; их в нашем ВЦ было две, так же, как и М-50. Вот эти четыре машины вместе работали во время запусков спутников. Это у нас называлось "оперативная работа", а средства массовой информации сообщали о нас так: "координационно-вычислительный центр ведет обработку информации, поступающей со спутника". Сами космонавты долгое время не знали, ни где этот загадочный "центр" находится, ни как он выглядит, поэтому их позже стали привозить к нам на экскурсию и они забавлялись за пультом управления, решая простенькие задачи типа "дважды два ". Правда им перед этим нужно было объяснить принципы двоичной арифметики.


Начальник ВЦ полковник Колчеев докладывает начальнику НИИ-4
генерал-лейтенанту Е.Б. Волкову.
Слева: Заместитель начальника института по научной работе генерал-лейтенант Курушин А.А.


В то время запуск каждого спутника, особенно с экипажем, становился большим событием в жизни страны и очередным козырем партийных идеологов для восхваления советской науки и техники, а вместе с этим и советского общественного строя. Правда, сами эти идеологи не знали, когда тот козырь попадет в их руки. Обычно в ЦК сообщалось лишь об успешных запусках. В нашем институте был оборудован конференц-зал, куда съезжалась часть советской верхушки (другая ехала на стартовую площадку к Королеву), причастной к космическим делам, чтобы следить за ходом полета и даже наблюдать за движением спутника на большом экране, на котором была развернута весь земной шар.



Слева: Конференц-зал ВЦ . Фото c сайтf "в/ч 25840, УС "Белуга". Роль НИИ-4… "


Был также в конференц-зале большой глобус, вокруг которого должны были на проволочках синхронно с настоящими двигаться игрушечные спутники. Правда эта система работала очень ненадежно, но глобус пользовался вниманием посетителей еще и потому, что он был якобы из кабинета самого Сталина, т.е. это был тот глобус, с помощью которого, по свидетельству Хрущева, вождь руководил военными операциями во время войны. После смерти Сталина глобус не знали куда деть, а выбросить было жалко, а может и боялись, и вот наконец, ему нашлось новое применение.

Если запуск был успешным, в зале долго толклись различные министры, генералы, адмиралы и каждый из них пытался как можно скорее сообщить своему начальству о новом успехе. Но преимущество было на стороне начальника нашего института. Он имел прямой кремлевский телефон ("вертушку") и мог быстро связаться с любым членом Политбюро и первым доложить об успешном запуске. А чтобы никто больше не мог пользоваться телефоном, он был установлен в отдельной комнате, вдали от конференц-зала и о нем мало кто знал. Поскольку начальник института тоже всегда крутился в конференц-зале, то у телефона оставляли дежурного офицера. Несколько раз был дежурным и я. В мои функции входило вызывать к телефону кого-то из конференц-зала, поэтому я знал, кто там бывал и как он выглядел, потому что никого из "нижних чинов" туда не пускали, кроме технических работников, которые всегда держали язык за зубами. Иногда я также присутствовал при разговорах нашего генерала, если, правда, он меня не выставлял за дверь. Чаще всего он звонил к секретарю ЦК Ф.Р. Козлову, который до Д.Ф. Устинова в ЦК КПСС был ответственным за космос. Иногда Козлова не было на рабочем месте и тогда генерал его долго разыскивал дома или где-то на даче. Доклад был примерно такой: "Здравствуйте, Фрол Романович! Докладывает начальник НИИ-4, генерал-лейтенант Соколов. Сегодня в 11 часов 26 минут в Советском Союзе был успешно запущен…" Фрол Романович не всегда понимал важность события и тогда генерал ему объяснял, в чем кроется новая победа советской науки. Конечно, когда запуск был неудачный, все быстренько разбегались и никто никому ничего не докладывал.


Истоки "вольнодумства"


Перед оперативными работами наш ВЦ принимал праздничный вид. Длинные коридоры, лестницы и машинные залы застелялися ковровыми дорожками, которые сверх того покрывались еще и льняными. Для офицеров это была хлопотная работа, приносить и относить, раскручивать и скручивать тяжелые ковровые тюки, особенно принимая во внимание, что неудачных или отложенных запусков было очень много. Иногда это приходилось делать несколько дней подряд и, несмотря на военную дисциплину, офицеры нередкор роптали, выражая командованию свое недовольство. На это начальник ВЦ М.С. Мухин говорил нам: "Вы, когда принимаете гостей, приводите квартиру в порядок? Приводите. Здесь то же делаете". Можно было с этим согласиться, если бы эти "гости" не приходили так часто и офицеров не отвлекали от работы именно в очень напряженное время подготовки машин к оперативным работам. Никакого вспомогательного персонала у нас не было, поэтому эту работу кроме офицеров было некому делать.

В нашем институте было где-то восемьдесят отделов и каждый отдел должен был ежемесячно выпускать стенную газету. И вот в одной из газет была помещена саимпмческая картинака, на которой офицеры расстилают в корридоре ковры, а подпись к ней была "Опять в космос", шаблонная в советской прессе тех времен. Начальство среднего звена вместе со всеми смеялось над той карикатурой, но начальник ВЦ и замполит ее не видели, иначе бы газету обязательно сняли, что иногда бывало за проявлений "вольнодумства" в публикациях. Однаэжы профоюзная организация нашегоотдела выпустила свою газету под названием "Наш голос". Она не провисела и дня, начальник политодела приказал ее снять, по той причине, что так когда-то называлась меньшевистская газета. На самом деле причина була другая – профсоюзам в нашем институте иметь сою газету было не положено. Следует сказать, что стенгазета, которой я был редактором на протяжении нескольких лет, была для меня хорошей школой самиздата и владения пером. Одно время в составе редколлегии подобрались люди с художественным вкусом и литературным талантом, поэтому и содержанием, и формой наша газета была очень далека от той казенщины и примитива, которыми была пропитана все политическая работы в армии. А уровень той работы можно себе представить из такого примера. Однажды наш замполит читал нам лекцию о победе над немцами под Москвой в 1941 году, когда он был еще подростком. Аудитория мирно дремала и он, чтобы заинтересовать людей, рассказал, что дети их деревни тогда катались на замерзших трупах немецких солдат как на санках. При этом он также описал во что превращались трупы после такого издевательства. Увлекшись рассказом, замполит даже не заметил реакции офицеров, возмутившихся таким уровнем его нравтвенности.

В отличие от политработником среди командования преобладали интеллектуалы широкого умственного кругозора. В то время заместителем Соколова был генерал-майор Ю.А. Мозжорин, очень умный и интеллигентный человек. Соколов был тоже умный, но всегда был какой-то угрюмый и сердитый, и мы, молодые офицеры, очень его боялись. К тому же он говорил как-то нечленораздельно. Иногда, бывая у него в кабинете с какими деловыми бумагами, я больше догадывался о смысле его неразборчивых слов, и очень боялся гнева, если бы понял его неправильно.


Советская пропаганда и как это было на самом деле


В 1961 году Мозжорина назначили директором НИИ-88 (позже назывался ЦНИИМАШ), который был подчинен Министерству оборонной промышленности и которым до этого руководил Королев. Это была очень мощная структура, от которой в конечном счете должны были отделиться завод и два ОКБ (опытно-кострукторське бюро). Одно ОКБ возглавил Королев, а второе – Янгель. После того разделения сам НИИ-88 отошел как бы на второй план, но Мозжорин вдохнул в него вторую жизнь. Он построил в своем институте большой ВЦ с машинами нового поколения и большой "зал отражения", оборудованный значительно лучше, чем конференц-зал в НИИ-4. Таким образом, наши соседи (НИИ-88 и НИИ-4 были по разные стороны от железной дороги Москва – Монино) перехватили у нас инициативу навсегда. Позднее весь тот комплекс получил название ЦУП – Центр управления полетами.

Но до того основная работа во время запусков шла в нашем ВЦ, где для гарантии четыре ЭВМ считали одну и ту же задачу: траекторию движения космического объекта. Такая сверхосторожность не была лишней, потому что машины часто давали сбои, а для подтверждения надежности результата нужно было иметь их хотя бы два одинаковых. Во время оперативных работ в зале всегда находился полковник Павел Ефимович Эльясберг, уроженец Житомира, умнейший человек. Я его уважал особенно за то, что во время случайно подслушанного мной его разговора с другим полковником он высказал такую "крамолу": "Наши ученые утверждают, что украинский язык сформировался в 14-м веке, но как объяснить, что в Закарпатье, которое было в составе Венгрии с 10-го века, люди пользуются тем же языком?" Так вот, этот Эльясберг лично проверял данные расчетов машин и так "насобачился" в этом деле, что однажды проявил буквально фантастические способности. Однажды у космического корабля отказала система автоматической посадки. Космонавты должны были посадить корабль вручную. Однако пока шли переговоры, время прошло и они пошли на лишний оборот вокруг Земли. А с каждым оборотом траектория движения отклоняется на несколько градусов в восточном направлении. Если брать во внимание также неточность ручной посадки, то корабль должен был сесть неизвестно где (если вообще мог это сделать). И вот проходит дополнительный оборот, космонавтам в определенный момент дают приказ на включение тормозных двигателей. Но люди – это же не электроника, они не могут выполнить приказ с точностью до секунды, тем более выключить двигатели в нужный момент и еще выбросить парашюты посадки. Не знаю, как там было, но корабль все же как-то садится, хотя неизвестно где. Сразу же ТАСС сообщает, что полет завершился как всегда "успешно", а о том, где же сел корабль – ни гу-гу. А он сел где-то в глухой тайге и с ними нет никакой связи, и где их искать – неясно. И вот здесь всех выручает Павел Ефимович. Он в голове просчитал траектории, подошел к карте и сказал: "Ищите здесь!" В небо подняли весь Военно-воздушный флот СССР. Самолеты и вертолеты целый день бороздили небо над указанным районом (а он все же был немаленький!) И ближе к вечеру космонавтов таки нашли. А радио между тем весь день играло какие бодрые марши и вальсы, а о судьбе космонавтов – ни слова и ажник вечером распелось в триумфальном экстазе: "В Советском Союзе успешно проведено испытание системы ручного управления космическими кораблями".

Но была ложь более грандиозная. В начале 70-х годов в Советском Союзе разработали космический корабль, который должен был сделать автоматическую мягкую посадку на Луне. Это должен был быть запоздалый ответ на высадку на ночном светиле американских астронавтов. Запуск должен был быть осуществлен в то время, когда Солнце, Земля и Луна находятся почти на одной линии, причем Луна должна быть между Солнцем и Землей. Такое положение бывает примерно один раз в календарный месяц и длится около трех дней. За это время и должен осуществиться запуск. И вот ежемесячно мы проводим оперативную работу по обработке данных полета корабля. Мое дело – поддерживать в рабочем состоянии свою машину (теперь уже М-220, на полупроводниках), а что делают на машине программисты – мне знать не дано. Но стоит один раз узнать эту тайну, и тогда становится ясной вся суть дела, когда на машине ежемесячно появляется та же команда. Так вот, больше года на Луну запускались корабли с целью мягкой посадки, а они каждый раз шлепались на его поверхность подобно метеоритам и превращались в груду металлолома цветных и драгоценных металлов. Прошел год и после безуспешных попыток ту работу прекратили и передали причастным к делу такой приказ: На всех звеньях сверху донизу детально проверить все расчеты. Где-то два месяца было спокойно, но вот подошел очередной съезд КПСС (возможно, конференция). А съезд следует встречать новыми трудовыми победами. Даешь мягкую посадку на Луну ко дню открытия съезда! Наши программисты прибежали замыленные на машину: "Хорошо, что вопреки инструкции по секретности не выбросили старую программу, пока разрабатывали новую! Вот ставьте магнитную ленту, будем обрабатывать запуск". Поставили, запустили задачу, а на второй день узнаем – снова корабль грохнулся. Уже после этого все, наконец, успокоились и где-то через полгода после всевозможных переделок на местах корабль на Луну благополучно сел. Вот было шума в эфире и прессе: Мы снова впереди! Наша техника лучшая! Мы бережем людей, не подвергаем риску жизнь космонавтов, как эти бездушные американцы, живых людей отправляли чуть ли не на верную смерть!



Возле пульта управления ЕС-1050

И мало кто знает, сколько разбитых до того кораблей лежит на поверхности Луны. Может быть, когда-нибудь некая фирма разбогатеет на уборке того металлолома, потому что там его накопилось немало. Но на это же пошли деньги, на которые можно было изготовить хотя бы миллионы тонн копченой колбасы, которая уже тогда стала в стране большим дефицитом.

Детали космических кораблей производились на заводах министерств разного типа: оборонной промышленности, "среднего", "специального " и еще какого-то машиностроения и т. д. Вся эта куча промышленных министерств работала исключительно на производство вооружения или космических объектов, но в бюджете страны они проходили по разделу народного хозяйства. И это давало основание партийным пропагандистам шуметь на весь мир, что в противовес американцам, которые на военные цели тратят 40% бюджета, Советский Союз выделяет на оборону лишь 7%. И оставалось только удивляться, как на такие мизерные средства Советский Союз удерживает армию, не уступающую своей мощью американской.

Но деньги на ракеты шли не только за счет недофинансирования пищевой или легкой промышленности. Денег не хватало даже для развития военной связи. Телефонная сеть и аппараты были времен второй мировой войны. Чтобы дозвониться, например, на полигон в Тюра-таме (известный как Бойконур) надо было крутить ручку аппарата и спрашивать у телефонистки в Москве: "Пролив"? Дайте мне "Агат"! На это обычно бывал ответ: "Агат" занят до 6-ти часов вечера. Записать вас в очередь?" Большинство офицеров на квартирах не имело даже местных телефонов. Меня часто вызывали ночью ремонтировать машину и делалось это нарочным, так как поставить телефон на квартире не было никакой возможности. На случай войны существовала специальная схема оповещения, при которой те, кто все же имели телефоны, получив сигнал тревоги, должны были бежать сразу не в часть, а к безтелефонним офицерам, будить их и передавать сигнал, а те вставать и бежать будить следующих. Сбор по тревоге длился около двух часов, что в условиях ракетно-ядерной войны могло иметь катастрофические последствия.

А во время кубинского кризиса, реальная угроза войны была. По какой причине возник кризис, мы имели весьма туманное представление. Лишь позднее я узнал, что на Кубу буквально в течение двух месяцев были передислоцированы части Винницкой ракетной армии, что, конечно, не могло остаться для американцев незамеченным. Тогда нам приказали держать наготове чемоданы с запасом белья и продовольствия на трое суток. Для сбора офицеров по тревоге существовала команда: "Прибыть на службу с чемоданом!" И когда в какой-то день рано утром в общежитие пришла такая команда, мы не знали, то ли уже война началась, то ли это только тренировочный сбор. Собирались мы тогда два часа и то только те, кто не жил в Москве, а лишь вблизи воинской части. К счастью все обошлось, ибо я не представляю, как бы мы воевали с теми "тревожными" чемоданами. На вооружении у каждого офицеа был пистолет, но они лежали где-то на складах и нам их никогда не выдавали даже для ежегодных стрельб. Для этого каждый отдел получал на один день два пристреляных ПМ, а каждый офицер – по шесть боевых патронов.

Чтобы выпустить ракету в цель, в нее нужно было вставить специальное полетное задание на перфорированной ленте или на магнитной проволоке. Эти задания для различных целей рассчитывались и готовились в нашем центре и должны были доставляться в войска. Офицеры шутили, что самая надежная доставка полетных заданий во время войны могла осуществляться только конными нарочными. Представьте себе, сколько времени надо бы было скакать на коне из Москвы в Забайкальскую ракетную армию. Да и если бы "изделия" и были выпущены на планируемую цель, мало бы из них могло в нее попасть. Как я уже вспоминал выше, один военный инженер нашего института просчитал такую вероятность и нашел, что она равна приблизительно 30%. Командование же имело значительно более оптимистичные соображения. Офицер сообщил о своих расчетах начальнику лаборатории, тот проверил – все правильно. Начальник лаборатории пошел докладывать начальнику отдела, но сказал, что вероятность составляет 40%. Тот побежал к начальнику института и завысил число до 50%. Но и такое значение позволило ему убедить главкома РВСН в необходимости организации специального управления в составе института, которое должно было иметь задание разрабатывать систему математического моделирования полета различных ракет с целью повышения их надежности. Одно управление – это дополнительно одна генеральская папаха и десять полковничьих. Плюс повышение в должностях нескольких десятков офицеров. Ясно, что это то дело, за которое стоит побороться. Хотя и при существовавшей надежности Америка могла быть уничтожена одним ракетным ударом. В структуре РВСН было 40 ракетных дивизий, которые могли запустить сразу несколько тысяч ракет с общим числом ядерных блоков в несколько десятков тысяч. Таким образом, и развитие самих ракетных войск тоже в определенной мере определялось человеческим фактором – чем больше дивизий, тем больше генералских папах.



В зале внешних накопителей. Каждая тумба – 7,5 Мб


Конечно, люди более тесно связанные с ракетной техникой, особенно те, кто служил на полигоне Тюра-Таме или в войсках, могли бы рассказать интересного гораздо больше. Знаю это, потому что не раз слышал их рассказы, но не хочу писать с чужих слов, сам же я там не бывал. Я могу лишь более или менее компетентно рассказать о советской вычислительной технике, потому что несколько лет был начальником крупнейшего в Европе вычислительного комплекса, построенного на базе ЭВМ ЕС-1050, позже модернизированной в ЕС-1052. Это была одна из машин из единой серии, которая была построена по американскому образцу. Тогда "партия и правительство" поставили перед учеными задачу наверстать отставание от американской вычислительной техники, которое в шестидесятых годах измерялось десятилетием. Очевидно, такое же задание было поставлено и перед советскими разведками, одна из которых (именно которая, я не знаю) похитила для ученых схемы американских машин фирмы IBM. Однако документацию для них украсть не удалась, не повезло то есть. По этим схемам советские инженеры должны были сконструировать такие же ЭВМ, как американские, но на советских элементах. Я не буду вдаваться в технические детали, скажу лишь, что пока заработали эти новые "советские" машины, прошло как раз десять лет, то есть отставание от американцев осталось прежним. Время ушло на разработку, изготовление и изменения в конструкции. Я знаю об этом, потому что полтора года стажировался в Научно-исследовательском центре вычислительной техники (НИЦЭВТ), где разрабатывались эти машины, а потом еще полгода был в командировке в Пензе, где изготовлялись машины ЕС-1050. Уже после того, как завод выпустил 12 этих машин и их купили заказчики, ни одна из них еще не работала, из-за множеств недостатков. Конструкторы, чтобы ускорить работу, не разобравшись как следует, выбрасывали некоторые "лишние" на их взгляд схемы, но они как раз были нужны для выполнения функций контроля и др. После этого кое-что в машинах доделывалось, но от некоторых их функций пришлось просто отказываться. Но даже и после того, как все недостатки были исправлены, машина работала очень ненадежно. Кроме того, что я был начальником комплекса, я был одновременно единственным специалистом по процессору машины, в котором серьезные неполадки случались ежемесячно, а мелкие сбои случались по нескольку раз в день. Когда на машину приходили работать мои знакомые программисты, то они иногда в шутку спрашивали: "Ну как твоя первая в Европе и вторая в мире сегодня работает?"). Раз было такое, что все работало хорошо кроме одной программы. Неполадку искали несколько месяцев во время ежедневных часовых профилактических работ. Наконец обнаружилось, что из нескольких тысяч контактов один оказался непропаянным. Еще добавлю для сравнения, ЕС-1050 занимала ту площадь 110 кв. м. и работала еще тогда, когда в Америке уже были персональные компьютеры современного типа со значительно большим быстродействием и большим объемом памяти.

В Украине о существовании такого заведения как НИИ-4 МО теперь мало кому известно, хотя из Киевского политехнического института, который я закончил в 1959 году, на военную службу сроком в 25 лет было призвано двенадцать выпускников. Все мы попали в НИИ-4, служба не была тяжелой, тем не менее мы все мечтали вернуться в Киев. На протяжении нескольких лет мы держались вместе, вместе ходили болеть за киевское "Динамо ", слушали радио "Свобода" но постепенно Москва всех "засосала". После окончания службы только я один вернулся в Украину. Для меня служба была действительно "сроком" и это впечатление усиливалось тем, что большую часть службы я жил за колючей проволокой.




Слово о начальнике НИИ-4 Соколове А. И.

Хотелось бы высказать свое мнение о целой эпохе взлета авторитета НИИ-4 во время его руководства генералом Соколовым Андреем Илларионовичем.

Мне довольно длительное время пришлось общаться непосредственно с Андреем Илларионовичем, когда я был им назначен Председателем внутрипроверочной комиссии по проверке финансово-хозяйственной деятельности института (опять наследие войск). А это, по крайней мере, ежемесячный доклад по текущим событиям и подробный доклад по результатам годовой проверки.

Кроме того, часто, еще майором, я назначался помощником дежурного по Институту. В 17-00 секретарь, Кира Васильевна, уходила, и помощник дежурного занимал ее место вплоть до ухода Соколова. Приходилось отвечать на звонки, вызывать сотрудников, оповещать начальников управлений об уходе Соколова. В вечернее время Соколов работал особенно активно, поэтому большинство начальников управлений оставались на службе до его ухода. (Когда еще не было управлений, на службе оставались начальники отделов -В.С.)

Генерал Соколов был весьма неординарный человек. Он большую часть своей жизни проработал в аппарате ЦК ВЛКСМ и затем в ЦК КПСС. С Фурцевой, тогда, при Хрущеве, занимавшей пост министра культуры, он был в очень хороших, дружеских отношениях еще с юности. В МГК ВЛКСМ оба были начальниками отделов, затем стали начальниками отделов ЦК КПСС. Соколов курировал Министерство Обороны. Он обладал кипучей энергией. (Фурцева даже один раз читала лекцию в доме офицеров – В.С._

По заданию ЦК он, не имея высшего образования, возглавил 4-е Управление Главного артиллерийского управления, сформированное для руководства работами по ракетному вооружению. Ему сразу присвоили звание генерал-майора! Конечно, в области ракетных вооружений он не сильно преуспел, но набрался опыта, и через некоторое время его направили возглавить Ракетный научно-исследовательский институт – НИИ-4 МО.

Генерал Соколов обладал большой эрудицией и невероятной деловой хваткой. Высококомпетентный, волевой, он пользовался доверием правительства и военного руководства, имел широкие деловые связи и, безусловно, был талантливым организатором. При всем том, он даже, как я отмечал ранее, не имел технического высшего образования. Уже при мне он экстерном окончил Ростовское Ракетное училище. Используя свои связи в ЦК КПСС, он добился для института практически неограниченного финансирования. Он правильно сформулировал первоочередные задачи института, который при нем стал крупнейшим и очень авторитетным НИИ Министерства обороны. Руководящие кадры научных управлений он подбирал сам.

Он понимал, что научный труд требует полного сосредоточения на решаемой проблеме, поэтому научного сотрудника следует оградить от бытовых неурядиц. Следовательно, необходимо стремительно развивать бытовую сферу городков. За короткий срок было построено много жилых домов, что позволило обеспечить отдельными квартирами практически всех нуждающихся.

Говорили, что работать с генералом Соколовым было непросто. Его требовательность к подчинённым напоминала суровость маршала Жукова. Но если он убеждался, что его сотрудником было предпринято всё необходимое, а работа всё же застопорилась, Андрей Илларионович подключался лично, поддерживал подчинённого своим опытом специалиста и высоким авторитетом у руководства и смежников.

Мой друг, подполковник Казмичев Евгений (из управления Бабича), рассказывал, что когда он был в командировке, то стал свидетелем разноса, который сделал Соколов строительным начальникам из-за задержки строительства и ввода в эксплуатацию испытательно-исследовательской базы на полигоне в Сары Шаган, на берегу озера Балхаш.

Секретарем у Соколова тогда работала Кира Васильевна, высокая, симпатичная и очень властная женщина. Она обладала феноменальной памятью на фамилии и номера телефонов не только начальников, но также ведущих сотрудников института. Когда она уходила домой, то звонила дежурному по институту и просила прислать в приемную вместо себя помощника дежурного.

Помощниками дежурных обычно назначали офицеров в звании майора. Распределением нарядов ведал начальник строевого отдела майор Раздоров. Это был прирожденный, очень педантичный офицер-строевик. Все у него было четко распланировано. Он не только лично проводил инструктаж заступающих в наряд дежурного по институту и его помощника, но и составлял для этой цели список благонадежных офицеров. Я попал в этот список и поэтому в наряд ходил только помощником дежурного, а позже – дежурным по НИИ. (Раздоров был подполковником, майором был комендант гарнизона Масленноков. Вместе с полковником Ворониным эта троица обеспечивала строгий порядок в части – В.С.)

А. И. Соколов очень напряженно работал обычно до позднего вечера. Он часто не уезжал домой и оставался ночевать в городке на служебной квартире. Помимо руководства научно-исследовательской деятельностью института он постоянно контролировал работу всех служб, вникал в хозяйственные дела. Красавицы – голубые ели перед новым административным корпусом выбирали в лесопитомнике ЦК КПСС и сажали при личном его участии. Много времени уделял А. И. Соколов строительству объектов НИИ, в частности, нового научного корпуса, в котором затем разместились наши управления боевого управления и связи. Он лично курировал разработку проекта Музея РВСН, корпуса которого должны были построить в Комитетском лесу. И построили бы, но подвело здоровье Соколова. Там сейчас жилые дома микрорайона «Комитетской лес», города Королева.

Генерал Соколов мне запомнился как человек, не терпевший непорядочности. В моей служебной характеристике, написанной командиром полка полковником Пинчуком в Сазанке, кроме моих успехов в строительстве тренажеров, было отмечено, что я успешно руководил комиссией по проверке финансово- хозяйственной деятельности части. Кто-то это прочитал, и вот – меня назначают вначале заместителем председателя подобной комиссией, а потом председателем комиссии института по проверке финансово-хозяйственной деятельности. Однажды я докладывал генералу Соколову о результатах очередной проверки, выявившей злоупотребления некоторых должностных лиц службы тыла. Он тут же, при мне, вызвал своего заместителя по тылу полковника Трофимова и в сильных выражениях указал на недочеты его подчиненных. (Трофимов был очень полным человеком и во время одного из своих визитов Неделин порекомендовал ему похудеть. В институте был еще другой Трофимов – начальник экспериментального завода. Он имел тощую фигуру. При очередном визите Неделин похвали его, за то, что он прислушался к его совету – В. С.).

Он не допускал случаев злоупотребления руководящим составом их служебным положением, и сам не давал повода к этому.

Однажды генерал Соколов через своего секретаря вызвал меня. Я был поражен, поскольку ранее я сам через секретаря просил принять меня для доклада. Я, озадаченный, буквально прибежал в приемную. Кира Васильевне говорит: – Заходите. Зашел, доложил, как положено. Он поздоровался со мной, и говорит:

– Евгений Анатольевич, у меня к Вам конфиденциальное поручение: мне передали личное письмо от одного из уважаемых офицеров, в котором утверждается, что товарищ Кузниченков (Начальник политотдела), используя свое положение, за государственный счет произвел элитный ремонт в предоставленной ему новой квартире. Сумма ремонта более 15 тысяч рублей. Вам надлежит, не привлекая внимания, проверить этот факт. Еще раз подчеркиваю – не привлекая внимания. Зайдите к подполковнику Воронину (начальник службы режима), он Вас ознакомит с текстом письма, и согласуйте с ним порядок проверки. Вам задача понятна? – Так точно!

С подполковником Ворониным наметили порядок проверки, чтобы не вызвать подозрений у исполнителей работ. В результате тщательной проверки выяснили, что Кузниченкову (или его жене) не понравились в подготовленной для него квартире двери и простой паркет. Они потребовали заменить двери и паркет на новые, выполненные из ценных пород дерева. Требования их были выполнены. Затраченные средства были расписаны на другие статьи, это обнаружил начальник финансовой части подполковник Сыроед. Он не утвердил эти расходы КЭЧ. Об этом, видимо, узнал автор письма.

Я доложил генералу Соколову результаты проверки. Соколов поблагодарил и отпустил. Результат я обнаружил только при годовой проверке финчасти. Обнаружилась платежная ведомость, в которой значилось, что Кузнеченков внес плату за дополнительные работы, выполненные при ремонте квартиры. Сумма была немного меньше ранее заявленной. Следовательно, кто-то посоветовал Кузнеченкову оплатить затраты. (Уже не было Соколова, когда другой начальник полит возмущался работой службы тыла. На институт було выделено несколько модных в то время дубленок. Однако при их распределении этого начальника обделили, что и вызвало его публичного возмущении на одной из конференций – В.С.)

В быту Соколов был скромен. В Комитетском лесу у него была служебная скромная дача, построенная еще при генерале Нестеренко А.И. Когда Соколов пришел в начальники НИИ, институт имел всего три корпуса, из них два были перестроены из двухэтажных солдатских казарм. Жилой городок имел три четырехэтажных ДОСа и маленький одноэтажный клуб.

В этом клубе впоследствии с трудом разместилось Центральная лаборатория контрольно-измерительных приборов института. Лабораторию возглавил, наш ЛИАПовец из спецнабора Сережа Шабалин. Благодаря его инициативе и активности была разработана и учреждена концепция центральной поверочной службы РВСН.

При Соколове развернулось строительство, как научных специальных корпусов, так и жилых домов. Был застроен жилой городок пятиэтажными домами, в ДОСах надстроили этажи, сделали более комфортабельной планировку на 3-4 комнаты. Заселили их начальниками управлений и начальниками отделов. Во времена Хрущева в жилом городке возвели полтора десятка блочных пятиэтажных домов, два четырёхэтажных дома-общежития, построили универмаг, столовую, здание детской технической станции.

На Болшевском поле ударными темпами началось строительство второго микрорайона. Закладывалось по два-три дома сразу. В короткий срок было возведено более десятка домов, два магазина, средняя школа, детский комбинат. Построен шикарный современный Дом офицеров, в котором (благодаря стараниям министра культуры Фурцевой) выступали лучшие артисты страны. (При доме офицеров были также спортзал и плавательный бассейн – В.С.). На территории были построены цеха уникального завода для изготовления различных опытных устройств, установок и стендов. Построены специальные стенды для испытаний опытных ракетных двигателей, уникальная сверхзвуковая аэродинамическая труба, единственная в стране. Была построена установка для проведения экспериментов в условиях космоса, имитирующая разреженные слои атмосферы, установки моделирования устойчивости ракет при запусках в различных условиях и многие другие лабораторные установки и стенды. Построены уникальные сферические стенды-укрытия для испытания взрывчатых веществ в интересах противоракетной обороны.

Была построена киностудия РВСН. Операторами этой киностудии были сделаны исторические кинокадры запуска человека в космос и старты ракет с наших полигонов. Были ими сняты кадры трагедии – взрыва на старте межконтинентальной ракеты Янгеля 8К64, когда погибло много людей, в том числе погиб главком РВСН маршал М.И. Неделин. (Где-то среди километров пленок есть кадры и с моей особой в фильме о взаимоотношениях между машиной и человеком – В.С.)

Для знакомства с исследованиями, проводимыми в институте, к нам неоднократно приезжал Президент Академии наук СССР академик М.В. Келдыш вместе с сотрудниками Академии, участниками разработок ракетно-космической техники.

Когда мы приехали в Болшево, во втором городке (так его все называли) была построена средняя школа, строился второй детский комбинат, строилась молочная кухня. Строилась большая вторая АТС на 10 тыс. номеров.

У Соколова, как и у всех руководителей от «бога», был особый «нюх» на активных людей, он смело выдвигал их на ключевые, руководящие посты. Так он нашел в войсках и назначил своим заместителем по строительству и тылу полковника Трофимова. (Его фамилией названа одна из улиц города Юбилейного.) Ранее я писал, о весьма успешном начальнике планового отдела майоре Лапоченке.

Каждый понедельник Соколов обходил утром свои владения. Он чинно, с достоинством, вышагивал по дороге. Справа от него, но на полшага сзади, нес свое полное тело заместитель по тылу полковник Трофимов. Слева, так же на полшага сзади, бодро шагал начальник службы режима подполковник Воронин. Замыкал шествие сзади с папкой в руках (для записи замечаний) начальник строевого отдела майор Раздоров. Перед их выходом секретарь Соколова, Кира Васильевна, обзванивала все управления и сообщала начальникам: «Соколов на территории!». В управлениях вся работа прекращалась, и все начальники большие и малые готовились принять «высокого гостя». Все следили за дорогой и гадали, куда сегодня свернет Соколов. Соколов всегда находил какие-нибудь недостатки и, не стесняясь в выражениях (не матерясь никогда), учинял очередному начальнику разгром!

На Клычникова в эти минуты было смешно смотреть! Он вызывал к себе обеих начальников лабораторий и приказывал навести у сотрудников в столах порядок (наличие в столах каких-либо бумаг или книг считалось у него нарушением секретного делопроизводства) и, чтобы все офицеры и гражданские сотрудники, вычистили до блеска свою обувь! Нам было смешно даже подумать, что генерал Соколов лично проверяет, как у сотрудников почищена обувь и что у них находится в ящике стола. Полный маразм! Как человеку с таким узким мышлением могли доверить руководство научным отделом!

К нашему счастью, Соколов в наше управление заходил очень редко. Говорили, он считал, что эксплуатация техники – это не наука. Это строгое выполнение требований эксплуатационной документации и уставных документов. Генерал Соколов принадлежал к когорте людей – руководителей-исполнителей, которые все свои знания и силы отдавали служению государству. Не было у него машины и гаража, а личная дача осталась у него еще с прежней работы. (Примерно в том же духе Михаил Ботвинник описал управляющего энергосистемой Урала моего земляка С.А. Костогрыза. Такой тип руководителей был долгое время распространен в Советском Союзе. К моменту распада государства их почти не осталось – В.С.)

Соколов оставил работу в НИИ-4 только после тяжёлой болезни (повторного инсульта), но, несмотря на это. до конца своих дней думал об институте и интересовался его делами.

Генералы и заслуженные деятели науки, действительные члены Академии космонавтики им. К. Э. Циолковского пишут руководству Правительства РФ и силовых структур открытое письмо с требованием пересмотреть решение о передаче основной части 4-го ЦНИИ в Академию им. Петра Великого и передислоцировании объединенной структуры в Одинцовский район Московской области.

В материале статьи (еженедельник «ВПК», № 31, 2014 - «НИИ экспериментов») на примере 4-го ЦНИИ МО показано, к каким крайне негативным последствиям может привести непрерывная реформаторская чехарда в военной науке и военном образовании.

Эта продолжающаяся неразбериха начата в 2009 году, когда из института был уволен весь офицерский состав. В 2010 году к 4-му ЦНИИ были присоединены 2, 13 и 30-й ЦНИИ, в 2011 году - 7-й Государственный НИИ авиационной и космической медицины ВВС. Затем институт вновь укомплектовали офицерским составом. Все надо было начинать сначала. Не успели опомниться, как в 2012 году очередная реформа: разделить и передать составные части института в военно-учебные научные центры на базе военных академий. В 2013 году последовало решение вернуть все центры 4-го ЦНИИ по принадлежности в виды и рода войск, а институт вновь разделить на две части, включив космическую составляющую в состав создаваемого ЦНИИ Войск воздушно-космической обороны. В 2014 году руководство Министерства обороны принимает решение передать основную часть 4-го ЦНИИ в Академию им. Петра Великого и передислоцировать всех в Одинцовский район Московской области. Трудно представить, как все это время может работать институт.

Поражает в предложениях чиновников министру обороны нагромождение одного абсурда на другой: помимо прочего, передислоцировать 4-й ЦНИИ и Академию им. Петра Великого в Одинцовский район, в «чистое поле». Проводился ли военными чиновниками опрос сотрудников института и академии, кто из них переедет в Одинцово? Но мы, пишут авторы послания, хорошо знаем и ответственно заявляем, что не менее 90 процентов не будут работать на новом месте, тратить по пять часов в день на дорогу туда и обратно, рассчитывать на квартиры в Одинцове. Это касается наиболее опытного и немолодого профессорско-преподавательского состава академии и сотрудников 4-го ЦНИИ.

Авторы письма предполагают, что намерение убрать 4-й ЦНИИ из Юбилейного (теперь город Королев) связано в том числе с коммерческими интересами различных структур, которые уже несколько лет пытаются освоить «излишнюю» территорию 4-го ЦНИИ. Руководству Московской области предлагается создать на территории института некий «технопарк». Как показывает практика, обычно таким образом создаются торговые центры, рестораны, офисы, многочисленные бутики. В заблуждение уже вводится руководство не только Минобороны России, но и Москвы и Московской области.

С полным текстом открытого письма секретарю Совета Безопасности РФ Н.П. Патрушеву, министру обороны РФ С.К. Шойгу можно .

фото ЖЖ-пользователь d-schedrin

4-й центральный научно-исследовательский орденов Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени институт Министерства обороны Российской Федерации (4-й ЦНИИ Минобороны России ) - крупнейшая научная организация Министерства обороны РФ, решающая широкий круг проблем научного обеспечения строительства РВСН и развития стратегического ракетного вооружения. Расположен в микрорайоне Юбилейный города Королёва .

Традиционным направлением исследований 4-й ЦНИИ Минобороны России является обоснование тактико-технических требований к новым и модернизируемым образцам вооружения, военно-научное сопровождение важнейших НИОКР . Значимой составной частью в общем объёме исследований института являются работы в области автоматизации управления войсками и оружием, внедрения в практику войск современных телекоммуникационных технологий, обеспечения информационной безопасности.

4-й ЦНИИ Минобороны России также осуществляет контроль технического состояния вооружения и военной техники и обеспечивает командование РВСН объективной информацией о техническом состоянии и надежности эксплуатируемого вооружения.

История

Предпосылки создания

В 1950-х годах для отработки на полигоне Капустин Яр новых, на тот момент, ракет Р-1, Р-2 и Р-5 появилась необходимость в создании техники способной осуществлять различного рода траекторные измерения. Для этих целей НИИ-4 разработал концепцию полигонного измерительного комплекса (ПИК). Для измерительных пунктов (ИП) этого комплекса по заданию НИИ-4 начали создаваться телеметрическая аппаратура «Трал», станции траекторных измерений - радиодальномерная «Бинокль» и фазометрическая радиоугломерная «Иртыш» (в ), аппаратура системы единого времени (СЕВ) «Бамбук» (в НИИ-33 МРП).

Проведение летно-конструкторских испытаний (ЛКИ) первой МБР Р-7 потребовало создания новых стартовых позиций (в первую очередь из-за проектной дальности изделия - 8000 км) и 12 февраля 1955 года принято постановление Совета Министров СССР о создании Научно-исследовательского испытательного полигона (НИИП-5 МО СССР). НИИ-4 был определён участником работ по проектированию полигонной испытательной базы и головной организацией по созданию полигонного измерительного комплекса (ПИК).

Создание полигонного измерительного комплекса является особо крупным вкладом НИИ-4 в развитие ракетной и космической техники. После создания измерительного комплекса значительно возрос авторитет Института среди организаций промышленности и МО СССР. Работами руководили А. И. Соколов и его заместители Г. А. Тюлин и Ю. А. Мозжорин. В технологическом проектировании объектов полигона участвовало более 150 научных сотрудников НИИ-4. Свыше 50 сотрудников были командированы на заводы, в конструкторские бюро и проектные организации, где принимали активное участие в разработке измерительных средств и контроле за строительством объектов полигонного измерительного комплекса.

Работа над искусственным спутником Земли

В конце 1955 года, когда шли интенсивные работы по созданию ракеты Р-7, С. П. Королёв обратился к руководству страны с предложением запустить раньше американцев первый искусственный спутник Земли на будущей ракете Р-7, сроки лётных испытаний которой намечались на 1957 год. 30 января 1956 года вышло соответствующее постановление СМ СССР и ОКБ-1 Королёва приступило к проектированию первого в мире искусственного спутника Земли (ИСЗ), получившего наименование «объект Д», а НИИ-4 - к проектированию командно-измерительного комплекса (КИК).

Создание КИК было поручено именно НИИ-4 по причине того, что Институт уже имел опыт в создании ПИК на полигоне Капустин Яр. Причем, стоит отметить, что перед январским 1956 года Постановлением Правительства об определении НИИ-4 МО СССР головным с подключением большой кооперации разработчиков измерительных средств по созданию КИК, МО было против возложения на него по аналогии с ПИКом обязанностей разработчика КИКа, ссылаясь на несвойственную ему работу, проводимую в интересах АН СССР . МО СССР были приведены многочисленные аргументы в пользу того, что создание и эксплуатация измерительных пунктов для обеспечения полётов ИСЗ - это дело прежде всего АН, и никак не МО. Однако, учёные и промышленники считали, что только военные могут построить, оснастить и эксплуатировать измерительные пункты, разбросанные по территории Советского Союза в труднодоступных местах. Споры по этому вопросу были продолжительные и горячие, пока их не прекратил Министр обороны Маршал Советского Союза Г. К. Жуков . Он согласился с доводами промышленников, предвидя в будущем важную роль космоса в обороне страны. С тех пор Жукову приписывают фразу: «Космос беру на себя!».

Проект был утверждён 2 июня 1956 года, а 3-го сентября вышло постановление СМ СССР, определяющее порядок практического создания комплекса измерительных средств, средств связи и единого времени для обеспечения наземного сопровождения полёта первого ИСЗ. Именно этот день, 3 сентября 1956 года и принято считать днём создания Командно - Измерительного Комплекса СССР. По ТЗ, выданным НИИ-4 и ОКБ-1 , были доработаны и созданы новые технические средства (ТС) для взаимодействия со спутником «Д». ТС, доработанные до уровня взаимодействия со спутником, получали в своём названии приставку «Д» (например, «Бинокль-Д»).

Дело подготовки к формированию КИК закипело, но к концу 1956 года выяснилось, что намеченные планы запуска первого ИСЗ находятся под угрозой срыва из-за трудностей в создании научной аппаратуры для «объекта Д» и более низкой, чем намечалось, удельной тяги двигательных установок (ДУ) РН Р-7. Правительство установило новый срок запуска - апрель 1958 года. Однако, по данным разведки, США могли запустить первый спутник до этого срока. Поэтому в ноябре 1956 года ОКБ-1 внесло предложение о срочной разработке и запуске вместо «блока Д» простейшего спутника массой порядка 100 кг в апреле - мае 1957 года во время первых испытаний Р-7. Предложение было одобрено и 15 февраля 1957 года вышло Постановление Правительства о запуске простейшего спутника, поименованного «ПС-1», в конце 1957 года.

Тем временем в НИИ-4, был разработан проект создания КИК, предусматривающий создание 13 командно-измерительных пунктов (теперь они наименовались ОНИП - отдельный научный измерительный пункт, а в просторечии их зачастую называли НИП), расположенных по всей территории Советского Союза от Ленинграда до Камчатки и центрального пристартового пункта. Руководил работами по созданию КИК Ю. А. Мозжорин . Все работы были выполнены в рекордно короткие сроки - за один год.

В 1957 году для обеспечения пусков МБР, запусков ИСЗ и других космических объектов при НИИ-4 создаётся Координационно-вычислительный центр (КВЦ), прообраз будущего Центра управления полётами .

За создание ракетной и космической техники НИИ-4 в 1957 году награждён орденом Трудового Красного Знамени .

Результаты выполненных в НИИ-4 в конце 1940-х - начале 1950-х годов исследований явились теоретическим фундаментом для дальнейших практических работ по освоению космического пространства. Перешедшие в 1956 году из НИИ-4 в ОКБ-1 вместе с М. К. Тихонравовым отдельные сотрудники его группы, а в 1957 году - Константин Петрович Феоктистов (будущий лётчик-космонавт) стали ведущими разработчиками ИСЗ и космических кораблей. В 1957 году за обеспечение запуска первого искусственного спутника Земли группе специалистов НИИ-4, в том числе троим из группы М. К. Тихонравова: А. В. Брыкову , И. М. Яцунскому, И. К. Бажинову присуждена Ленинская премия .

Тихоокеанская океанографическая экспедиция

Подготовка к лётным испытаниям МБР Р-7 на полную дальность - в акваторию Тихого океана - и расширение сферы наблюдений за полётами космических объектов потребовали создания плавучих (корабельных) измерительных комплексов .

В 1959 году Институт назначается головным исполнителем работ по созданию плавучего комплекса ТОГЭ-4 (под легендой 4 Тихоокеанской океанографической экспедиции) в составе четырёх кораблей, а в 1960 году - головным исполнителем по созданию комплекса ТОГЭ-5 - в составе трёх кораблей. В Институте была создана специальная морская лаборатория, преобразованная в 1962 году в морской отдел. Командиром ТОГЭ-4 назначен капитан 1 ранга (впоследствии контр-адмирал) Юрий Иванович Максюта .

Соединение из четырёх военных кораблей родилось в результате осуществления НИР «Акватория», разработанной сотрудниками НИИ-4 МО СССР в 1958 году. После успешных отстрелов ракеты Р-7 в район Камчатки стало очевидным, что для испытания ракеты на полную дальность (12000 километров) необходимо создать полигон в центральной части Тихого океана. Для измерения точности падения головных частей межконтинентальных баллистических ракет в 1959 году были построены плавучие измерительные пункты - экспедиционные океанографические суда «Сибирь», «Сахалин», «Сучан» и «Чукотка». Первая боевая работа по полигону «Акватория» проведена 20 - 31 января 1960 года.

Запуски первых межпланетных станций потребовали обеспечения приёма с их борта телеметрической информации в районах, не контролируемых средствами наземного КИК и Тихоокеанской экспедиции. Для решения задачи в 1960 году была создана Атлантическая группа плавучих измерительных пунктов в составе двух кораблей Черноморского пароходства и одного корабля Балтийского пароходства. Эти корабли были сняты с морских перевозок и переданы в распоряжение НИИ-4. Начальником Атлантической телеметрической экспедиции был сотрудник НИИ-4 Василий Иванович Белоглазов.

В свой первый рейс суда Плавучего телеметрического комплекса НИИ-4 вышли 1 августа 1960 года. На каждом была экспедиция в составе 10 - 11 сотрудников института, специалистов высокой квалификации. В течение 4-месячного рейса была отработана технология проведения телеметрических измерений в океанских условиях. Работы по значимым пускам КА состоялись только в следующем, втором рейсе Атлантического комплекса, который начался в январе 1961 года.

Обеспечение управления корабля «Восток»

Яркой страницей развития космической баллистики явилось обеспечение управления полётом пилотируемого корабля «Восток» с Ю. А. Гагариным. НИИ-4 был определён головным по решению этой ответственной задачи. Была организована независимая разработка методов, алгоритмов и программ в НИИ-4, ОКБ-1 и АН СССР и их согласование. Учёные-баллистики успешно решили эту задачу. В обеспечении полёта непосредственное участие приняли корабли ТОГЭ-4 «Сибирь», «Сахалин», «Сучан», «Чукотка» и суда атлантической группировки «Ворошилов», «Краснодар» и «Долинск».

В 1961 году за создание автоматизированного измерительного комплекса, систем единого времени и специальной связи, обеспечивших запуск космического корабля с человеком на борту, Ю. А. Мозжорину присвоено звание Героя Социалистического Труда. А. И. Соколов и начальник головного в Институте управления Г. И. Левин удостоены звания лауреатов Ленинской премии.

Институт в составе РВСН

31 декабря 1959 года Институт был включён в состав Ракетных войск стратегического назначения и с 1960 года выполнял работы по заказам Главного штаба, Научно-технического комитета, Главных управлений. Наряду с расширением работ по стратегическому ракетному оружию и ракетно-космической технике стали проводиться комплексные исследования систем вооружения РВСН , совершенствовалась методология испытаний ракетных и ракетно-космических комплексов. Возрос объём работ по вопросам боевого применения ракетных частей и соединений, обеспечению войск руководящей и эксплуатационной документацией.

Одной из важных проблем стала автоматизация боевого управления войсками, несущими постоянное боевое дежурство в высокой готовности к применению. На начальной стадии решения этой проблемы возникли сложности в привлечении организаций промышленности к работам по созданию автоматизированной системы управления. Работы стали проводиться в НИИ-4. В 1962 году изготовленная на экспериментальном заводе Института аппаратура была успешно испытана в войсках. Межведомственная комиссия под руководством академика Б. Н. Петрова дала положительную оценку проведённым исследованиям и рекомендовала начать опытно-конструкторские работы в промышленности. После принятия созданной системы на вооружение сотрудникам НИИ-4, руководившим работами, присуждены: В. И. Ануфриеву - Ленинская премия, В. Т. Долгову - Государственная премия .

В связи с увеличением объёма космических исследований в НИИ-4 в начале 1960-х годах создаются космические специальности (преобразованные в 1964 году в научные управления). Коллективы управлений внесли значительный вклад в обоснование задач оборонного характера, решаемых с помощью космических средств, определение перспектив развития космического вооружения, отработку космических аппаратов военного назначения и решение многих других проблем, связанных с освоением космического пространства.

В середине 1960-х годов в НИИ-4 были начаты комплексные исследования по обоснованию перспектив развития вооружения и военной техники РВСН и поиску путей интенсивного наращивания боевой мощи Ракетных войск стратегического назначения. В то время в составе стратегической «триады» США находилось почти в 4 раза больше носителей ядерного оружия и примерно в 9 раз больше ядерных боеголовок и авиабомб, чем в СЯС СССР. В связи с этим в целях обеспечения безопасности страны остро встал вопрос ликвидации отставания от США и достижения в кратчайшие сроки военно-стратегического паритета.

Решением правительства в 1965 году была задана крупная комплексная НИР (шифр «Комплекс»). Головными исполнителями по разделу РВСН определены НИИ-4 и ЦНИИМаш, научными руководителями - начальник НИИ-4 А. И. Соколов и директор ЦНИИМаш Ю. А. Мозжорин.

Научно обоснованные рекомендации НИР были полностью реализованы. В короткие сроки были созданы и поступили на вооружение высокоэффективные системы ракетного оружия с заданным уровнем характеристик, развёртывание которых позволило значительно повысить боевой потенциал группировки РВСН и обеспечило в начале 1970-х годов достижение устойчивого военно-стратегического паритета с США. Результатами этой НИР и последовавших за ней с пятилетними циклами аналогичных работ была обоснована техническая политика МО СССР в области развития вооружения РВСН на длительную перспективу. В 1970-е и начале 1980-х годов работы по определению перспектив развития вооружения и военной техники РВСН проводились под руководством Евгения Борисовича Волкова, назначенного в апреле 1970 года начальником Института. В дальнейшем исследованиями по этому направлению всегда руководили начальники 4 ЦНИИ (Лев Иванович Волков, Владимир Зиновьевич Дворкин , Александр Владимирович Шевырев, Владимир Васильевич Василенко).

Ни один создаваемый по заказам РВСН ракетный комплекс не отрабатывался без участия Института. Сотни сотрудников вели разработки программ и методик испытаний, оценки лётно-технических характеристик ракет по результатам пусков, непосредственно участвовали в работах на полигонах. Начальники НИИ-4, их заместители, начальники управлений (А. И. Соколов, Е. Б. Волков, А. А. Курушин , О. И. Майский, А. Г. Фунтиков) назначались председателями Государственных комиссий.

За работы по созданию новых ракетных комплексов Институт в 1976 году награждён вторым орденом - Октябрьской Революции. Начальник Института Е. Б. Волков был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

В связи с постоянным повышением точности попадания ракет потенциального противника одной из важнейших стала проблема обеспечения защищённости ракетных комплексов от поражающих воздействий ядерного взрыва. Институт выступал в роли головной организации по научно-методическому и организационно-техническому обеспечению практически всех крупномасштабных испытаний. Разработанные и изготовленные в Институте измерительные приборы являлись уникальными и не имели аналогов в серийном приборостроении по точности и надёжности измерений высокодинамических процессов в условиях интенсивных помех. В результате проведённых теоретических и экспериментальных исследований и конструкторских доработок в 1970-е и 1980-е годы была резко повышена защищенность объектов РВСН от поражающих факторов ЯВ.

Дальнейшее развитие

В 1960-х годах главной задачей института стало оснащение РВСН ракетными комплексами с первыми стратегическими ракетами межконтинентальной и средней дальности.

1970-е годы характеризуются крупными работами по обеспечению создания и развития нового поколения высокоэффективных ракетных комплексов с ракетами, оснащенными разделяющими головками, что позволило значительно повысить боевые возможности группировки РВСН и её сдерживающую роль. В эти же годы институт обосновал необходимость создания подвижных ракетных комплексов, отстоял это направление перед крупными организациями, которые были сторонниками стационарных комплексов.

Деятельность института в 1980-х годах направлена на обеспечение качественного развития группировки РВСН на основе подвижных и стационарных комплексов нового поколения.

В 1990-х годах основные задачи института связаны с сохранением боевого потенциала РВСН на требуемом уровне в условиях военно-политической обстановки, сокращения наступательных вооружений, уменьшения финансирования Минобороны России и оборонных отраслей промышленности.

На современном этапе ключевым направлением исследований института является военно-экономическое обоснование сбалансированного развития стратегических наступательных, информационно-разведывательных и оборонительных сил и средств.

В конце 1997 года в состав Института были интегрированы подразделения 50-го ЦНИИ ВКС Минобороны России и 45-го ЦНИИ Минобороны России .

В соответствии с приказом Министра обороны Российской Федерации от 24 мая 2010 года № 551 «О реорганизации федеральных государственных учреждений, подведомственных Министерству обороны Российской Федерации» и в целях совершенствования структуры военно-научного комплекса Вооруженных Сил Российской Федерации, с 1 декабря 2010 года проведена реорганизация 4-го ЦНИИ Минобороны России: на правах структурных подразделений к нему были присоединены три научно-исследовательских института: , и 13-й ГНИИ Минобороны России . Институт получил наименование ФБУ «4 Центральный научно-исследовательский институт ракетных, космических и авиационных систем Министерства обороны Российской Федерации».

В октябре 2013 года 4-й ЦНИИ Минобороны России реорганизован в форме выделения из него ФГБУ «Центральный научно-исследовательский институт Военно-воздушных сил» Минобороны России (г. Щелково, Московская область) и ФГБУ «Центральный научно-исследовательский институт Войск воздушно-космической обороны» Минобороны России (г. Юбилейный, Московская область).

В 2016 году 4-й ЦНИИ Минобороны России отметил свое 70-летие.

4-й центральный научно-исследовательский орденов Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени институт Министерства обороны Российской Федерации (4-й ЦНИИ Минобороны России ) - крупнейшая научная организация Министерства обороны РФ, решающая широкий круг проблем научного обеспечения строительства РВСН и Войск воздушно-космической обороны , развития стратегического ракетно-космического вооружения. Расположен в городе Юбилейный .

Традиционным направлением исследований 4-й ЦНИИ Минобороны России является обоснование тактико-технических требований к новым и модернизируемым образцам вооружения, военно-научное сопровождение важнейших НИОКР . Значимой составной частью в общем объёме исследований института являются работы в области автоматизации управления войсками и оружием, внедрения в практику войск современных телекоммуникационных технологий, обеспечения информационной безопасности.

4-й ЦНИИ Минобороны России также осуществляет контроль технического состояния вооружения и военной техники и обеспечивает командование РВСН и ВВКО объективной информацией о техническом состоянии и надежности эксплуатируемого вооружения.

В октябре 2013 года расформирован, с созданием на его базе ЦНИИ Войск воздушно-космической обороны (г. Юбилейный, Московская область) и ЦНИИ Военно-воздушных сил (г. Щелково, Московская область).

История

Предпосылки создания

В 1950-х годах для отработки на полигоне Капустин Яр новых, на тот момент, ракет Р-1, Р-2 и Р-5 появилась необходимость в создании техники способной осуществлять различного рода траекторные измерения. Для этих целей НИИ-4 разработал концепцию полигонного измерительного комплекса (ПИК). Для измерительных пунктов (ИП) этого комплекса по заданию НИИ-4 начали создаваться телеметрическая аппаратура «Трал», станции траекторных измерений - радиодальномерная «Бинокль» и фазометрическая радиоугломерная «Иртыш» (в ), аппаратура системы единого времени (СЕВ) «Бамбук» (в НИИ-33 МРП).

Проведение летно-конструкторских испытаний (ЛКИ) первой МБР Р-7 потребовало создания новых стартовых позиций (в первую очередь из-за проектной дальности изделия - 8000 км) и 12 февраля 1955 года принято постановление Совета Министров СССР о создании Научно-исследовательского испытательного полигона (НИИП-5 МО СССР). НИИ-4 был определён участником работ по проектированию полигонной испытательной базы и головной организацией по созданию полигонного измерительного комплекса (ПИК).

Создание полигонного измерительного комплекса является особо крупным вкладом НИИ-4 в развитие ракетной и космической техники. После создания измерительного комплекса значительно возрос авторитет Института среди организаций промышленности и МО СССР. Работами руководили А. И. Соколов и его заместители Г. А. Тюлин и Ю. А. Мозжорин. В технологическом проектировании объектов полигона участвовало более 150 научных сотрудников НИИ-4. Свыше 50 сотрудников были командированы на заводы, в конструкторские бюро и проектные организации, где принимали активное участие в разработке измерительных средств и контроле за строительством объектов полигонного измерительного комплекса.

Работа над искусственным спутником Земли

В конце 1955 года, когда шли интенсивные работы по созданию ракеты Р-7, С. П. Королёв обратился к руководству страны с предложением запустить раньше американцев первый искусственный спутник Земли на будущей ракете Р-7, сроки лётных испытаний которой намечались на 1957 год. 30 января 1956 года вышло соответствующее постановление СМ СССР и ОКБ-1 Королёва приступило к проектированию первого в мире искусственного спутника Земли (ИСЗ), получившего наименование «объект Д», а НИИ-4 - к проектированию командно-измерительного комплекса (КИК).

Создание КИК было поручено именно НИИ-4 по причине того, что Институт уже имел опыт в создании ПИК на полигоне Капустин Яр. Причем, стоит отметить, что перед январским 1956 года Постановлением Правительства об определении НИИ-4 МО СССР головным с подключением большой кооперации разработчиков измерительных средств по созданию КИК, МО было против возложения на него по аналогии с ПИКом обязанностей разработчика КИКа, ссылаясь на несвойственную ему работу, проводимую в интересах АН СССР . МО СССР были приведены многочисленные аргументы в пользу того, что создание и эксплуатация измерительных пунктов для обеспечения полётов ИСЗ - это дело прежде всего АН, и никак не МО. Однако, учёные и промышленники считали, что только военные могут построить, оснастить и эксплуатировать измерительные пункты, разбросанные по территории Советского Союза в труднодоступных местах. Споры по этому вопросу были продолжительные и горячие, пока их не прекратил Министр обороны Маршал Советского Союза Г. К. Жуков . Он согласился с доводами промышленников, предвидя в будущем важную роль космоса в обороне страны. С тех пор Жукову приписывают фразу: «Космос беру на себя!».

Проект был утверждён 2 июня 1956 года, а 3-го сентября вышло постановление СМ СССР, определяющее порядок практического создания комплекса измерительных средств, средств связи и единого времени для обеспечения наземного сопровождения полёта первого ИСЗ. Именно этот день, 3 сентября 1956 года и принято считать днём создания Командно - Измерительного Комплекса СССР. По ТЗ, выданным НИИ-4 и ОКБ-1 , были доработаны и созданы новые технические средства (ТС) для взаимодействия со спутником «Д». ТС, доработанные до уровня взаимодействия со спутником, получали в своём названии приставку «Д» (например, «Бинокль-Д»).

Дело подготовки к формированию КИК закипело, но к концу 1956 года выяснилось, что намеченные планы запуска первого ИСЗ находятся под угрозой срыва из-за трудностей в создании научной аппаратуры для «объекта Д» и более низкой, чем намечалось, удельной тяги двигательных установок (ДУ) РН Р-7. Правительство установило новый срок запуска - апрель 1958 года. Однако, по данным разведки, США могли запустить первый спутник до этого срока. Поэтому в ноябре 1956 года ОКБ-1 внесло предложение о срочной разработке и запуске вместо «блока Д» простейшего спутника массой порядка 100 кг в апреле - мае 1957 года во время первых испытаний Р-7. Предложение было одобрено и 15 февраля 1957 года вышло Постановление Правительства о запуске простейшего спутника, поименованного «ПС-1», в конце 1957 года.

Тем временем в НИИ-4, был разработан проект создания КИК, предусматривающий создание 13 командно-измерительных пунктов (теперь они наименовались ОНИП - отдельный научный измерительный пункт, а в просторечии их зачастую называли НИП), расположенных по всей территории Советского Союза от Ленинграда до Камчатки и центрального пристартового пункта. Руководил работами по созданию КИК Ю. А. Мозжорин . Все работы были выполнены в рекордно короткие сроки - за один год.

В 1957 году для обеспечения пусков МБР, запусков ИСЗ и других космических объектов при НИИ-4 создаётся Координационно-вычислительный центр (КВЦ), прообраз будущего Центра управления полётами .

За создание ракетной и космической техники НИИ-4 в 1957 году награждён орденом Трудового Красного Знамени .

Результаты выполненных в НИИ-4 в конце 1940-х - начале 1950-х годов исследований явились теоретическим фундаментом для дальнейших практических работ по освоению космического пространства. Перешедшие в 1956 году из НИИ-4 в ОКБ-1 вместе с М. К. Тихонравовым отдельные сотрудники его группы, а в 1957 году - Константин Петрович Феоктистов (будущий лётчик-космонавт) стали ведущими разработчиками ИСЗ и космических кораблей. В 1957 году за обеспечение запуска первого искусственного спутника Земли группе специалистов НИИ-4, в том числе троим из группы М. К. Тихонравова: А. В. Брыкову , И. М. Яцунскому, И. К. Бажинову присуждена Ленинская премия .

Тихоокеанская океанографическая экспедиция

Подготовка к лётным испытаниям МБР Р-7 на полную дальность - в акваторию Тихого океана - и расширение сферы наблюдений за полётами космических объектов потребовали создания плавучих (корабельных) измерительных комплексов .

В 1959 году Институт назначается головным исполнителем работ по созданию плавучего комплекса ТОГЭ-4 (под легендой 4 Тихоокеанской океанографической экспедиции) в составе четырёх кораблей, а в 1960 году - головным исполнителем по созданию комплекса ТОГЭ-5 - в составе трёх кораблей. В Институте была создана специальная морская лаборатория, преобразованная в 1962 году в морской отдел. Командиром ТОГЭ-4 назначен капитан 1 ранга (впоследствии контр-адмирал) Юрий Иванович Максюта .

Соединение из четырёх военных кораблей родилось в результате осуществления НИР «Акватория», разработанной сотрудниками НИИ-4 МО СССР в 1958 году. После успешных отстрелов ракеты Р-7 в район Камчатки стало очевидным, что для испытания ракеты на полную дальность (12000 километров) необходимо создать полигон в центральной части Тихого океана. Для измерения точности падения головных частей межконтинентальных баллистических ракет в 1959 году были построены плавучие измерительные пункты - экспедиционные океанографические суда «Сибирь», «Сахалин», «Сучан» и «Чукотка». Первая боевая работа по полигону «Акватория» проведена 20 - 31 января 1960 года.

Запуски первых межпланетных станций потребовали обеспечения приёма с их борта телеметрической информации в районах, не контролируемых средствами наземного КИК и Тихоокеанской экспедиции. Для решения задачи в 1960 году была создана Атлантическая группа плавучих измерительных пунктов в составе двух кораблей Черноморского пароходства и одного корабля Балтийского пароходства. Эти корабли были сняты с морских перевозок и переданы в распоряжение НИИ-4. Начальником Атлантической телеметрической экспедиции был сотрудник НИИ-4 Василий Иванович Белоглазов.

В свой первый рейс суда Плавучего телеметрического комплекса НИИ-4 вышли 1 августа 1960 года. На каждом была экспедиция в составе 10 - 11 сотрудников института, специалистов высокой квалификации. В течение 4-месячного рейса была отработана технология проведения телеметрических измерений в океанских условиях. Работы по значимым пускам КА состоялись только в следующем, втором рейсе Атлантического комплекса, который начался в январе 1961 года.

Обеспечение управления корабля «Восток»

Яркой страницей развития космической баллистики явилось обеспечение управления полётом пилотируемого корабля «Восток» с Ю. А. Гагариным. НИИ-4 был определён головным по решению этой ответственной задачи. Была организована независимая разработка методов, алгоритмов и программ в НИИ-4, ОКБ-1 и АН СССР и их согласование. Учёные-баллистики успешно решили эту задачу. В обеспечении полёта непосредственное участие приняли корабли ТОГЭ-4 «Сибирь», «Сахалин», «Сучан», «Чукотка» и суда атлантической группировки «Ворошилов», «Краснодар» и «Долинск».

В 1961 году за создание автоматизированного измерительного комплекса, систем единого времени и специальной связи, обеспечивших запуск космического корабля с человеком на борту, Ю. А. Мозжорину присвоено звание Героя Социалистического Труда. А. И. Соколов и начальник головного в Институте управления Г. И. Левин удостоены звания лауреатов Ленинской премии.

Институт в составе РВСН

31 декабря 1959 года Институт был включён в состав Ракетных войск стратегического назначения и с 1960 года выполнял работы по заказам Главного штаба, Научно-технического комитета, Главных управлений. Наряду с расширением работ по стратегическому ракетному оружию и ракетно-космической технике стали проводиться комплексные исследования систем вооружения РВСН , совершенствовалась методология испытаний ракетных и ракетно-космических комплексов. Возрос объём работ по вопросам боевого применения ракетных частей и соединений, обеспечению войск руководящей и эксплуатационной документацией.

Одной из важных проблем стала автоматизация боевого управления войсками, несущими постоянное боевое дежурство в высокой готовности к применению. На начальной стадии решения этой проблемы возникли сложности в привлечении организаций промышленности к работам по созданию автоматизированной системы управления. Работы стали проводиться в НИИ-4. В 1962 году изготовленная на экспериментальном заводе Института аппаратура была успешно испытана в войсках. Межведомственная комиссия под руководством академика Б. Н. Петрова дала положительную оценку проведённым исследованиям и рекомендовала начать опытно-конструкторские работы в промышленности. После принятия созданной системы на вооружение сотрудникам НИИ-4, руководившим работами, присуждены: В. И. Ануфриеву - Ленинская премия, В. Т. Долгову - Государственная премия .

В связи с увеличением объёма космических исследований в НИИ-4 в начале 1960-х годах создаются космические специальности (преобразованные в 1964 году в научные управления). Коллективы управлений внесли значительный вклад в обоснование задач оборонного характера, решаемых с помощью космических средств, определение перспектив развития космического вооружения, отработку космических аппаратов военного назначения и решение многих других проблем, связанных с освоением космического пространства.

В середине 1960-х годов в НИИ-4 были начаты комплексные исследования по обоснованию перспектив развития вооружения и военной техники РВСН и поиску путей интенсивного наращивания боевой мощи Ракетных войск стратегического назначения. В то время в составе стратегической «триады» США находилось почти в 4 раза больше носителей ядерного оружия и примерно в 9 раз больше ядерных боеголовок и авиабомб, чем в СЯС СССР. В связи с этим в целях обеспечения безопасности страны остро встал вопрос ликвидации отставания от США и достижения в кратчайшие сроки военно-стратегического паритета.

Решением правительства в 1965 году была задана крупная комплексная НИР (шифр «Комплекс»). Головными исполнителями по разделу РВСН определены НИИ-4 и ЦНИИМаш, научными руководителями - начальник НИИ-4 А. И. Соколов и директор ЦНИИМаш Ю. А. Мозжорин.

Научно обоснованные рекомендации НИР были полностью реализованы. В короткие сроки были созданы и поступили на вооружение высокоэффективные системы ракетного оружия с заданным уровнем характеристик, развёртывание которых позволило значительно повысить боевой потенциал группировки РВСН и обеспечило в начале 1970-х годов достижение устойчивого военно-стратегического паритета с США. Результатами этой НИР и последовавших за ней с пятилетними циклами аналогичных работ была обоснована техническая политика МО СССР в области развития вооружения РВСН на длительную перспективу. В 1970-е и начале 1980-х годов работы по определению перспектив развития вооружения и военной техники РВСН проводились под руководством Евгения Борисовича Волкова, назначенного в апреле 1970 года начальником Института. В дальнейшем исследованиями по этому направлению всегда руководили начальники 4 ЦНИИ (Лев Иванович Волков, Владимир Зиновьевич Дворкин , Александр Владимирович Шевырев, Владимир Васильевич Василенко).

Ни один создаваемый по заказам РВСН ракетный комплекс не отрабатывался без участия Института. Сотни сотрудников вели разработки программ и методик испытаний, оценки лётно-технических характеристик ракет по результатам пусков, непосредственно участвовали в работах на полигонах. Начальники НИИ-4, их заместители, начальники управлений (А. И. Соколов, Е. Б. Волков, А. А. Курушин, О. И. Майский, А. Г. Фунтиков) назначались председателями Государственных комиссий.

За работы по созданию новых ракетных комплексов Институт в 1976 году награждён вторым орденом - Октябрьской Революции. Начальник Института Е. Б. Волков был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

В связи с постоянным повышением точности попадания ракет потенциального противника одной из важнейших стала проблема обеспечения защищённости ракетных комплексов от поражающих воздействий ядерного взрыва. Институт выступал в роли головной организации по научно-методическому и организационно-техническому обеспечению практически всех крупномасштабных испытаний. Разработанные и изготовленные в Институте измерительные приборы являлись уникальными и не имели аналогов в серийном приборостроении по точности и надёжности измерений высокодинамических процессов в условиях интенсивных помех. В результате проведённых теоретических и экспериментальных исследований и конструкторских доработок в 1970-е и 1980-е годы была резко повышена защищенность объектов РВСН от поражающих факторов ЯВ.